Вконтакте Facebook Twitter Лента RSS

Н.И. Жинкин "Речь как проводник информации". Речь как проводник информации Жинкин речь как проводник информации читать онлайн

АКАДЕМИЯ НАУК СССР ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ н.и.жинкин РЕЧЬ КАК ПРОВОДНИК ИНФОРМАЦИИ ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА» МОСКВА 1982 Монография посвящена исследованию янутреиивх механизмов речи, рассматриваемых в рамкам единой саморегулирующей системы, образуемой взаимодей- ствяем языка, речи, интеллекта, в процессе коммуни- кацпж. Ответственные редакторы: доктор технических наук Р.Т. КОТОВ, кандидат психологических наук А. И. НОВИКОВ 4602000000 - 073 ,<> ы ^ л ® Издательство «Наука», 042@2)^82 Ш" 82* RH- 1 19«2 г. ПРЕДИСЛОВИЕ Николай Иванович Жинкпн A893-1979 гг.) - один из видных советских психологов, доктор психологических наук, профессор, специалист в области психологии речи и мышления. Значение работ Н* И* Жинкииа не ограничивается рамками психологии. 6 равной мере они представляют интерес и для лингвистики, особенно для таких ее направлений, как психолингвистика, лингвистика текста, прикладная лингвистика и др* Научные интересы Н, И. Жиикина были обширны и многообразны. Его интересовал широкий круг проблем, разнообразная тематика. Но центральной, стержневой темой его творчества, которой он оставался верен до конца своей жизни, была речь человека в 0в соотнесенности с языком, с одной стороны, и с мышлением, с другой. Результаты его многолетних исследований в этом направлении нашли отражение в фундаментальном труде «Механизмы речи»1. Содержащийся в книге обширный фактический материал по психологии и психофизиологии речи, широкие обобщения закономерностей речевой деятельности, общая теория механизмов речи, - все это определило ту высокую оценку, которую эта работа сразу же получила как у нас в стране, так и: за рубежом. В ней были заложены основы исследования смысловой стороны речи» ее семантики, что и стало доминирующим направлением в дальнейшей работе Н. И. Жинкина. Логика развития исследований в области речи приводит Н. И. Жинктша к проблеме текста как центрального звена, где происходит взаимодействие языка и мышления. Первой крупной работой, посвященной тексту, была его статья «Развитие письменной речи учащихся III-VII i Жинкин В. И. Механизмы речи, М., 1958. классов»2, в которой не только приводился анализ школьных сочинений, написанных по картине, но и содержалось глубокое теоретическое осмысление процесса порождения текста, его восприятия и понимания, в результате чего формулируется целый комплекс идеи, оказавших заметное влияние на многих исследователей, работающих & этом направлении. Особенно плодотворным оказалось представление о том, что текст является многоуровневым иерархически организованным целым, где центральное место занимает иерархия предикатов, определенным образом распределенных по тексту» Из положения о том, что все элементы текста находятся во взаимосвязи, следовал важный методический вывод: отдельно взятое слово или предложение не может быть элементом анализа. Оно может быть понято во всеобщей связи всех элементов в рамках целого текста. Поэтому первостепенное значение при анализе текста имеет установление связей элементов, на основе чего возможен и анализ самих элементов. Важными являются также выводы о роли порядка и места предложений для организации внутренних связей текста, сделанные Н. И. Жишшным в результате анализа процесса отбора и распределения слов в тексте, распределения предметных признаков в предложении и группе предложений. Основное же значение этой работы, на наш взгляд, заключается в том, что здесь в сущности впервые была не только поставлена, но и реализована задача исследования текста как целого, как самостоятельной единицы лингвистического и психологического анализа. Здесь были рассмотрены проблемы, ставшие предметом исследования в лингвистике текста, начавшей интенсивно развиваться в нашей стране в середине 60-х годов. В последующих работах Н. И. Жинкина выдвигается Х>яд фундаментальных идей, сыгравших существенную роль в становлений советской психолингвистики. Сюда прежде всего относится положение о том, что все речевые процессы необходимо рассматривать не сами по себе, а в коммуникативном акте. Только учет условий речевой коммуникации, ее целей и задач дает возможность во всей полноте к глубине понять природу речевого процесса и текста в частности. Как психолог Н. И. Жинкнн * Жинкии В. if. Развитие письменной речи учащихся III-VII классов.- Изв. АПН РСФСР, 1956, № 78/ призывал изучать человека говорящего, т. е. не отрывать человека от речи. Обращаясь к лингвистике, он призывает не отрывать речь от человека. Он считаа, что необходимо изучать язык и речь в неразрывной связи с процессом общения людей между собой. Проблеме коммуникации посвящена специальная работай, но этой, темы в той или иной степени Н. И. Жибкин касается практически во всех статьях. Особое место в работах Н, И. Жиакина занимает проблема кодирования и декодирования информации в мышлении человека в процессе порождения, восприятия и понимания речевых сообщений. Наиболее известной является его статья «О кодовых переходах во внутренней речи», где решается вопрос о том, «реализуется ли мышление только в речедвигательном коде или существует другой код, не связанный непосредственно с формами натурального языка?»4. Для решения этого вопроса была применена методика центральных речевых помех, позволяющая осуществлять торможение речедвижений в процессе внутренней речи, являющейся, по мнению автора, центральным звеном переработки словесных сообщений и областью кодовых переходов. Результаты эксперимента подтвердили гипотезу о возможности несловесного мышления, когда происходит переход на особый код внутренней речи, названный автором «предметно-схемным кодом*. Н. Й. Жинкии характеризует этот код как непроизносимый, в котором отсутствуют материальные признаки слов натурального языка, и где обозначаемое является вместе с тем и знаком^ Вывод о существовании особого кода внутренней речи ы возможности несловесного мышления особенно актуален 8 Жиккин Н, И. Четыре коммуникативные системы и четыре языка.- В кн.: Теоретические проблемы прикладной лингвистики, .МГУ, Ш5, с, 7-38. См, также: Жинкин И. И. Некоторые положения для построения коммуникативной модели человека.- Б кн.: Основные подходы к моделированию психики и эвристическому программированию. Материалы симпозиума. М., 1968, с. 177-187; Он же. Семиотические проблемы коммуникации животных и че: ловека.-В кн.: Теоретические в экспериментальные исследования в область структурной и прикладной лянтвистики. МГУ, 1973, с. 60-67. 4 Жипкип Я. Л. О кодовых переходах во внутренней речи,- ВЯ, 1964, № 6, с. 26, Си. также: Щинкин Я. И. Внутренней коды яеы- ка а внешнее коды речи.- In honour Roman Jacobson. Paris, 1967. 5". в настоящее время в связи с дискуссией о вербадьно- сти - невербальности мышления5. Вопросы, связанные с определением закономерностей понимания и порождения текста, постоянно находятся в центре внимания Н. И. Жинкина. Он неоднократно возвращается к ним в различных своих работах. Особенно детально рассматриваются им процесс отбора элементов текста и ограничения, накладываемые интеллектом на этот процесс. Н. И. Жинкин считает, что отбор является той универсальной операцией, которая проходит всю цепь звеньев механизма речи - от речевого звука до мыслив. Б связи с этим он не ограничивается анализом отбора слов, а рассматривает все уровни текста. Им выдвигается гипотеза о том, что слова не хранятся в.памяти в их полной форме. Хранятся определенным образом организованные в виде «решетки фонем» и «решетки морфем» их элементы, с которых по определенным правилам как бы снимается полная форма слова в момент отбора при построении сообщения. Составление слов из звуков - это первый уровень отбора. Второй уровень - составление сообщения из слов. Здесь действуют особые семантические правила, которые не относятся ни к звуковому составу слова, ни к синтаксической связи слов, а только к значениям слов, на основе которых осуществляется их сочетаемость. Эти правила служат своего рода фильтром, пропускающим в интеллект только осмысленные языковые выражения. В концепции порождения текста, созданной Н. И. Жинкиным, центральное место занимает представление о замысле, прогнозирующем начало и конец будущего текста, об иерархии подтем и субподтем, задающих необходимые уровни развертывания замысла в текст, а тем самым и его структуру. Эти интеллектуальные образования, возникающие до текста, являются основными средствами ограничения, накладываемыми на процесс 8 Серебренников Б. А. Язык и мышление.-В кн.: Русский язык. Энциклопедия. М., 1979, с. 413. 6 Жинкин Н. И. Исследование внутренней речи по методике центральных речевых помех.-Изв. АПН РСФСР, 1960т Л& ИЗ. См. " также: Жинкин Н. И, Грамматика н смысл.- В кн.: Язык и человек. МГУ, 1970; Он же. Интеллект, язык и речь.- В кн.: Нарушение речи у дошкольников. М., 1972; Он же. Сенсорная абстракция.- В кн.; Проблемы общей, возрастной в педагогической психологии. М., 1979, с. 38-59. 6 отбора элементов текста, так как с самого начала очерчивают предметно-тематическую область сообщения и тем самым сужают область поиска необходимых языковых средств. В то же время на отбор существенное влияние оказывает ориентация на реального или предполагаемо^ го партнера по коммуникации. В. связи с этим автор, как правило, не воспроизводит все необходимые звенья развертывания замысла, предполагая, что они будут восстановлены партнером по коммуникации на основе сформированных в его интеллекте необходимых знаний, имеющегося у него опыта. В результате в тексте возникают «смысловые скважины», устранение которых в процессе понимания текста возможно лишь в результате актуализации необходимых знаний о реальной действительности. Рассматривая процесс восприятия и понимания текста, Н. И. Жинкин постоянно обращается к проблеме соотношения грамматики и семантики, к взаимоотношению смысла и значения, смысловой структуре текста, уровням свертывания информации и др. Характеризуя концепцию Н. И. Жинкина в целом, прежде всего следует отметить, что основной особенностью его подхода к исследованию речевых и языковых явлении следует считать целостность и комплексность. Четко различая язык и речь, противопоставляя даже речь языку, Н. И. Жинкин в то же время не разрывал эти два явления, исследуя их в диалектическом единстве, во взаимосвязи и взаимодействии. Он считал, что речь есть механизм порождения и понимания сообщений. Поскольку в основе этого механизма лежат по преимуществу психологические, ятеллектуальные закономерности, речевой процесс обладает своими особенностями строения и функционирования. Язык как средство реализации речевого процесса представляет собой самостоятельную систему, обладающую своей собственной структурой. Но функционирование языка неразрывно связано с речью, поскольку именно речь является сферой его употребления. Поэтому невозможно, как считал Н. И. Жинкин, достаточно адекватно и аффективно изучать язык в отрыве от речи. Тольт ко в живом процессе речи возможно понимание таких явлений, как полисемия, синонимия, смысл, значение и т. п., обычно целиком относимых к сфере языка. В то же время закономерности речевого процесса невозможно исследовать в отрыве от языка, поскольку нет речи без тех средств, которые ее реализуют в процессе общения. Для Н. И. Жинкина такой подход был не просто теоретической предпосылкой. Он находил свою реализацию практически во всех его работах, что отражалось даже на структуре, композиция его статей, часто довольно необычной, своеобразной. Так» говоря, например, о семантике тек* ста, он тут же обращается к фонетике» морфологии, а говоря о фонеме, может непосредственно перейти к проблеме смысла, значения и т. д. Для него не существовало тех «перегородок», которые сложились в лингвистике между отдельными дисциплинами, отражающими различные уровни языка,-фонетикой, морфологией, синтаксисом:, семантикой и т. д. Для него все это - целостное образование, функционирующее в неразрывном единстве и взаимодействии. Особую актуальность этот подход представляет для прикладной лингвистики, что объясняется следующими обстоятельствами. Прикладная лингвистика включает в себя довольно широкий круг проблем; направленных на решение различного рода практических задач. Но основными, наиболее существенными в настоящее время, можно считать, являются задачи, связанные с автоматизацией интеллектуальных процессов, протекающих в информационных системах различного назначения, системах: машинного перевода и т. п. Для многих современных информационных автоматизированных систем характерным является то, что основным объектом обработки и хранения является текст, В зще большей степени, текст выступает в качестве объекта обработки в системах автоматического индексирования, аннотирования, реферирования, где он подвергается различным преобразованиям с целью свертывания В системах машинного перевода также объектом обработки является текст, представленный на естественном языке. При этом он подвергается сложным преобразованиям как на грамматическом, так и на семантическом уровне. Построение ннформацноняо-по&сковых языков в значительной степени связано с анализом текстов. Например, дескрипторные ИПЯ целиком базируются на извлечении из текстов «ключевых слов», «дискрипторов», что предполагает опору на содержание текста, его смысл для определения степени существенности, значимости выделяемых из текста элементов в качестве единиц ИПЯ. В связи с этим следует считать, что в теоретическом плане одной из центральных задач прикладной лингвис- тики должно быть исследование текста как речемысли- тельного произведения, что должно определить и соответствующий подход к языковым явлениям при разработке необходимых средств формализации. Между тем, как показывает история прикладной лингвистики, это обстоятельство игнорировалось: в системах, имеющих дело с текстами, моделировались языковые явления без учета закономерностей строения и функционирования текста как целого. 6 известной степени именно этим можно объяснить те неудачи, которые имели место при решении, например, проблемы машинного перевода"¦ В настоящее время исследование текста ведется различными дисциплинами, но каждая из них вычленяет в этой проблеме свое аспекты. Ни одна из них не исследует текст с точки зрения формализации, что должно входить в компетенцию прикладной лингвистики. Аспекты же формализации включают в себя довольно широкий круг вопросов, в том числе и те, которыми занимаются психолингвистика и лингвистика текста. Именно поэтому концепция Н. И. Жинкина, его комплексный подход, увязывающий все аспекты проблемы текста в единое целое, представляют такой интерес для прикладной лингвистики. Нам представляется, что концепция Н. И» Жинкина, раскрывающая внутренние механизмы речи, является той платформой, - на которой может сформироваться теория современной прикладной лингвистики, учитывающей как задачи сегодняшнего дня, так и перспективные. Б этом отношении большое значение имеет монография Н. И. Жинкина «Речь как проводник информации», являющаяся своего рода итогом его научной деятельности, обобщением его предшествующих работ. Она посвящена широкому кругу проблем, связанных е исследованием * взаимодействия между тремя кодами, сложившимися под влиянием потребностей коммуникации в единую саморегулирующуюся систему - язык, ?ечь, интеллект, а также с центральным евеном этого взаимодействия - внутренней речью. Внутреннюю речь Н, И. Жинкпн называет смешанным, или универсальным, предметным кодом (УПК), который является «посредником не только между языком и интеллектом, между устной и письменной речью, но и 7 Аналогичная точка греввя содержится в работе: Зеегинцев В, А, Разграничение меж л у языком и речью как выражение двойственности объекта лингвистики,- В кв.: Язык и речь. Тбилиси» 1979. между национальными языками». Понятие об универсальном предметном коде в данной монографии является одним из основополагающих и проходит через всю работу как ее стержневой элемент. Другим таким понятием является понятие об интеграции, основанное"на представлении о целостности восприятия речевых образований, начиная с уровня морфем и кончая уровнем целого текста. Представление об интег- 1 рации как универсальном процессе, имеющем место при восприятии и порождений речевых образования любого уровня, в известной степени определяет в структуру данной монографии. В первых ее разделах рассматриваются разнообразные аспекты фонемы как основной материальной единицы слышимой речи, а также фонематическая интеграция. Затем автор яереходит к исследованию грамматического пространства, называемого им «моделью двух слов», где осуществляется лексическая интеграция. Следующий этап интеграции рассматривается на уровне целого текста. Здесь особое внимание уделяется проблеме осмысления языковых единиц, функционирующих в тексте, исследуется природа смысла, соотношение грамматики и семантики и др. Удачно используя логическую теорию Г. Фреге и развивая ее на основе психологических материалов, Н. И. Жинкин приходит к выводу, что смысл сообщения имеет двойственную природу: он рождается на грани лингвистических значений и их психологической интерпретации в конкретных темах общения. Отсюда автором делается важный вывод о творческом характере речеобразования и выражения смысла сообщения путем перестройки ансамбля лексических значений в тексте. Можно считать, что основная направленность данной работы заключается в создании теории текста и ее приме- пении при решении различных практических задач в лингвистике, и психологии. В связи с этим книга Н. И. Жинкпна будет полезной для широкого круга специалистов, занимающихся как теоретическими проблемами языка, речи и мышления, так п прикладными задачами. В процессе подготовки, рукописи к печати, поскольку она не прошла окончательного авторского редактирования, редакторами были произведены некоторые изменения и 10 " уточнения. Они касаются главным образом названия ра- боты и ее структуры. Первоначально рукопись называлась «Речь как проводник информации, оптимизирующей работу интеллекта». Это название было сокращено. В оригинале работа делилась на двенадцать самостоятельных разделов без деления на главы. В целях лучшего восприятия содержания редакторы сочли возможным сгруппировать эти разделы в тра главы, каждая из которых по смыслу соответствует самостоятельному фрагменту содержания. При этом все названия разделов были взяты из текста оригинала. В монографию не был включен завершавший работу раздел «Интонация» в связи с его незаконченностью. Редакторы выражают благодарность заведующему лабораторией мышления н памяти Института общей и педагогической психологии АПН СССР доктору психологических наук A. HL Соколову и кандидату психологических наук Г. Д. Чистяковой, оказавшим большую помощь в подготовке рукойиси к печати, Р. Г. Котов, А. И, Новиков / ВСТУПИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ 0 t Проблема языка и речи за последние 20-30 лет стала привлекать все большее внимание акустиков, лингвистов, физиологов, психологов и кибернетиков. Это, вероятно» объясняется тем, что в перспективе обнаружилась возможность найти способы формировать более оптимальное речевое общение между людьми и, в частности, привлечь для этого ЭВМ. Шаг» сделанный в этом направлении относительно недавно, оказался эффективным: теперь ЭВМ могут быть оборудованы дисплеем. Человек записывает на пишущей машинке текст и получает ответ также в буквенной записи. Однако задача машинного распознавания устной речи еще далеко не решена. Казалось бы, что различие между устной и письменной речью невелико. В одном случае единицы языка реализуются в буквах, в другом случае - в звуках. Стоит только вместо букв поставить звуки речи, и машина будет принимать"устную речь. Но звуки и буквы входят в систему, которая структурно различна в звуковой и буквенной реализации, и не так просто обнаружить природу данного различия. По этому вопросу очень убедительно писала JL А. Чистовик: « Многократные попытки решить ату задачу до сих лор не привели *к желаемым результатам»1. Одна из причин кроется в тех примитивных представлениях о структуре речевого процесса» продолжает Л. А. Чистович, из которых исходили инженеры, занимающиеся автоматическим распознаванием. Они предполагали, что речевой поток можно разбить на участки, вполне соответствующие определенным фонемам. Дальнейшие исследования, проведенные в школе Л- А. Чистович, а также другими учеными, показали, что проблема гораздо сложнее, чем первоначально кажется, м дело здесь не только в примитивных представлениях инженеров. Следует признать, что теоретических и экс- Чистович Л. А. Речь, артикуляция и восприятие, Л., 1965, с. 8, 12 лериментальво^обоснованных положений об особенностях процесса восприятия речи человеком, достаточных для построения действующей модели, пока нет ни у лингвистов, ни у физиологов, ни у психологов, ни у акустиков. В настоящее время1 существуют лишь пробы машинного распознавания речи "с ограниченным словарем, произнесенные голосом определенного диктора, усвоившим определенную дикцию. Эти факты лишь подтверждают сложность проблемы, которая."обнаруживается при сопоставлении письменной и устной речи. Изучая язык и речь, мы на каждом шагу встречаемся, с одной строны, с противоречивыми, положениями и, с, другой стороны, с комстлементарностыо этих положений, т. ©. с в за пмо заменимостью и семиотической тождественностью их в паре. Письменная речь определяется пространством, а устная - временем. Эта их сенсорная противоречивость отображается на речевых единицах как семиотических сигналах. Пространство статично, признаки, по которым опознаются вещи в определенном ракурсе, постоянны, так же как и пространственные формы вещи. Сами вещи не являются знаками, но могут стать объектами семлозиса. Звуки речи динамичны и реализуются во времени. Они изменяются в зависимости от функции языковых единиц. Они различны по форме и длительности, вступая в разное окружение. И вместе с тем они как составная часть определенного слова са- мотождественны. Вот почему изменяющиеся речевые звуки могут быть заменены на неизменные буквы. В этом и проявляется их комплементарность - в семиотическом аспекте фонема тождественна букве. Однако звуковая динамика фонемы при выполнении своей знаковой функции предъявляет строгие и тонкие требования к способу реализации. Выход звуковой динамической единицы ва нормированный порог различения или требует специальной интерпретации со стороны партнера, или грозит нарушению в той или в другой степени коммуникации как помеха. * Комдлементарность обнаруживается также и в том, ¦что без устной речи не могла бы появиться речь письменная, а без письменной устная не могла бы совершенствовать коммуникацию, так как не хватило бы памяти для сохранения найденной человечеством информации, которую надо фиксировать письменно "и все время сохранять. Все сказанное, конечно, отражается на процес- 13 сах восприятия речи. Как видно, поток звуков и строчки записанных слов ~ явления чрезвычайно различные. Вот почему дисплей уже работает, а/устный разговор с. машиной ждет более точной теории ^зыка и речи. Эти беглые замечания о речи уртной и письменной имели цель показать, что процессы восприятия, понимания л речевой памяти действительно изучены очень мало, и что мы нередко проходим мимо очевидных и общеизвестных фактов, не придавая им /ущественного значения. Если продолжить начатую те^, можно заметить тривиальные и вместе с тем фундаментальные явления. Устная речь реализуется в слогах, так как это специальное двигательное устройство человека, мозговое управление которым начинает отлаживаться раньше, чем возникает звук на губах. Слоговые движения появляются даже у детей1 глухих от рождения. Между тем обезьяны, голосовой аппарат которых очень похож на человеческий, могут кричать, но не способны к слогоделению и слогосли- янию. Как ни странно, канарейки могут достаточно разборчиво произнести несколько слов, вполне понятных для человеческого слуха (автор слышал подобную запись на пластинке). А белые маленькие попугайчики могут даже сочинять слогослова как ласкательные эмоциональные реакции. Эту проблему мы будем рассматривать особо в дальнейшем. Системное и осмысленное употребление слогов доступно только человеку. Устная речь без слогообразовавдтя невозможна, В письменной речи слоги не представлепы, потому что они произносимы, по не и зо бра зимы. Никакие черточки по ходу букв не могут отразить выразительные слоговые слияния и переходы, да это и не нужно, так как при громком чтении слоги возникнут автоматически и будут подчиняться сложившимся в детстве стереотипам и корковому управлению соответственно интерпретации читаемой текста. При чтений про себя во внутренней речи слогообразование может или помогать пониманию сложного текста при необходимости перечитать написанное или просто тормозить чтение сравнительно легкого текста. Но это особая проблема, которая здесь не может быть разъяснена. Главный вывод, который вытекает из сказанного, состоит в том, что в речевой динамике мы встречаемся с тремя видами знаковых едишщ: дискретные единицы (буквы), непрерывные единицы (фонемы в 14 слогах) и смешанные единицы. Это три вида перехода единиц из языки в динамику речи. Их можно назвать кодами-1) дискретный, 2) непрерывный, или иконй- ческий, и 3) смешанный. Эти коды определяются устройством человека, рнтеллект получает информацию об окружающем через анализаторы. Но если бы этим и ограничился ее объем, такое существо могло бы. адаптн> роваться к действительности, во не изменять ее соответственно законам природы4^ своим замыслам. Необходима такая специальная обработка поступающей информации, которая не просто соответствовала бы сенсорному внешнему виду воспринимаемых вещей, но и познавала бы их связи ш закономерности становления. Это значит, что га вдщзд&ъш. §ыли §bL обнаружены невидимые, но реально действующие предметные связи и отношения, управление которыми могло бы реализоваться в действиях людей по оптимальному переустройству вещей. Такая работа соответствует функциям интеллекта лишь при условии преобразования поступающей информации и обеспечения внутренней обработки и выводов необходимой цепью обратных связей. Преобразование, поступающей информации необходимо для того, чтобы невидимые и вообще сенсорно изменчивые компоненты информации были отмечены как неизменные. А для того, чтобы найти такие компоненты, необходимо установить их функции по обратной связи, Преобразование поступившего сенсорного сигнала в неизменный равносильно рассмотрению его как знака, а изменепае этого знака - как значение функции, которую он выполняет в заданных условиях. Так, в слове город изменение звонкого д в глухое т имеет значение «конец слова», а изменения флексий - «грамматические изменения падежей*, и т. п. Обратная связь достоит в том, что определенный знак, попадая в заданные условия, изменяется и приобретает новое значение. Иначе говоря, знак остается тем же, но его грамматическое значение изменяется, тем самым верифицируется его тождественность и устойчивая знако- вость. Существенно подчеркнуть, что при повторении операции результаты не могут выходить за границы релевантности. Знаковые перестройки в разных единицах языка образуют парадигматику, которая предполагает наличие некоторого количества слов как материал для системной «труктураяизациа. Парадигматика накладывается на син- 15 тагматику н как бы скользит по ней, образуя дннамичес- кую знаковую систему. Слова, на которое накладывается парадигматика» являются квазисловаыи, т. е. формальными образованиями типа примера JL/B. Щербы «Глокая куздра*. Образовавшаяся структура,"обладает фундаментальным свойством - она является/унвверсальным предметным кодом. Это внаяит, что в работе этого динамического механизма в любом человеческом яаыке происходит семиотическое преобразование сенсорных сигналов в предметную структуру, т. е. денотативное отражение действительности. Формальное единство этого механизма обеспечивает потенциальную возможность взаимопонимания партнеров и свидетельствует о наследственных особенностях человеческого мозга. Усвоение лексики национального языка обеспечивает возможность глубокого взаимопонимания. Конечно, национальные языки могут различаться не только в лексике, но и в парадигматике и в синтагматике. Однако в данном: случае имеется в виду формальная структура механизма, когда одно и то же предметное отношение может означаться любыми: разными способами и сохранять значение. Именно предметность кода обеспечивает взаимопонимание и переводим ость языков человека. То, что мы назвали универсальным предметным кодом (УПК)» обычно называется иерархией языковых единиц. Это связано с тем, что семиотическое преобразование должно произойти в каждом компоненте сложного динамического кода. Бели это так, то может возникнуть серьезное затруднение при объяснении всего механизма приема речи. Для всех заметно, что речь принимается по ходу поступления речевых единиц, а* скорость их смены происходит в интервале 0,1-0,2 сек. Такая скорость» пишет крупный физиолог П. Милнер, «ввода информации при нормальной речи очень высока, гораздо* выше, чем скорость, с которой нервная система может в обычных условиях обрабатывать последовательно поступающие сигналы»2. А. Либерман и его сотрудники: старались решить эту задачу, указывая на то, что при приеме речи происходит параллельная передача по нескольким нервным каналам, чем и достигается скоростная обработка информации. Однако эти и другие попытки решить возникший вопрос были недостаточно убе* 2 Милнер Я, Физиологическая психология. М., 1073, с 308. 16 дительными. П. Милнер замечает: «Вопрос о том, как декодируются звуки при их приеме, остается по-прежнему совершенно открытым»3. Мы считали нужным кратко остановиться на проблеме- скорости декодирования речи в разделе вступительных замечаний потому, что при описании механизма речевого процесса следует учитывать, как отмечалось выше, с- самого начала некоторые тривиальные истины, которые- при наблюдении речевых явлений кажутся вначале парадоксальными. Поставленный вопрос о скорости.декодирования речи; на приеме решается очень просто, если учесть общеизвестные положения о формировании цепей условных рефлексов. Иностранная речь не декодируется сразу, необходимо обучение, которое надо продолжать до тех пор, пока скорость приема не будет совпадать со скоростью- поступления речи. Навык представляет собой цепь- условных рефлексов, которые легко автоматизируются. Если вам дается какой-нибудь адрес в незнакомом: городе, вы первый раз продвигаетесь очень медленно длят того, чтобы найти искомую улицу, переулок и дом. Но через некоторое время вы сможете правильно и очень быстро идти по ставшему знакомым пути. Число грамматических позиций в языке конечно, многие из них повторяются неоднократно. Ребенок уже к трем годам может принимать обращенную к нему речь в естественном темпе просто потому, что ее элементы ему хорошо знакомы, он узнает их мгновенно. Это результат не только сложившегося автоматизма, но и особенностей устройства самих элементов. Человек принимает речь в икони- ческом коде как непрерывную последовательность слогов. Как увидим в следующем разделе, самые разнообразные звуковые слияния внутри слогового потока не являются помехами. Наоборот, они связывают слоговое поток в хорошо узнаваемое целое, обладающее своим собственным значением. Они узнаются как целое так же, как и любые предметы. Чтобы узнать нашего знакомого, не нужно рассматривать и «опознавать» по очереди его глаза, нос, уши ж другие компоненты лица. Отмеченные элементарные соображения красноречиво свидетельствуют о том, что в речи узнаются во всяком случае слова, а не звуки, из которых надо составлять s Там же, & 309. «ЕЙ. Жпнкиы слова, и понимается целое предложение, а не переход от одного, слова к другому. Отдельно взятое слово довольно редко и лишь в определенных условиях понимается как предложение («нет»» «ладно» и т. п.). Вместе с тек* в каждом «лове всегда содержится определенное (по правилам) число фонем. Если правильно учесть психологическую природу восприятия и пониманий акустического облика" речи, станет более ясной роль трёх видов кода, в которых реализуется речь в процессе коммуникации. Речь - это действие, которое совершает один партнер по отношению к другому для передачи мысли и смыслового воздействия. Конечно, партнеры активно заинтересованы во взаимном понимании даже при различии намерений» Облечь мысль в языковую форму - задача трудная потому, что предметом общения должна стать новая информация в условиях изменяющейся ситуации. Однако во всех случаях потребуется анализ поступающей информации по элементам и ее интеграция соответственно линии цели. Мы говорим интеграция вместо синтез, как это обычно делается. Синтез производится из тех же конечных элементов, к которым приходит анализ. Но возможно изменение направленности связи или ее структурной перестройки при сохранении тех же элементов. Тогда происходит интеграция соответственно допускаемой цели. Из тех же конечных элементов могут быть построены разные интегративиые структуры. Именно такой акт и происходит при том семиотическом преобразовании, о котором говорилось выше. Человек слышит слова, состоящие из звуков: «Вон бежит собака», а думает при этом совсем не о звуках и словах, а о собаке, и смотрит - где она бежит. Преобразование el интеграция необходимы, дотсо- .му что интеллект, для которого предназначается сообщение, ни понимает естественного языка. У него есть собственный, специальный информационный язык. На этом языке он строит гипотезы, доказательства, делает выводы, выносит решения и т. д. Вот почему потребности коммуникации вызвали образование взаимодействующих кодов, которые сложились в единую систему: язык - звуковая речь - внутренняя речь - интеллект. Эта система является саморегулирующейся и способной к самоусовершенствованию- Противопоставленность двух дискретных кодов языкам интеллекта породила сметанный код - внутреннюю речь, которую нужно рассматривать как универсальный предметный код, 18 ставший посредником не только между языком и интеллектом. и между устной и письменной речью, но и между национальными языками» Переводимость всякого- языка на всякий другой язык есть фундаментальное свойство всякого языка* Однако для реализации этого свойства, т. е. усвоения таких кодовых переходов» которые приводят к взаимопониманию, требуется специальный информационный поиск с учетом тех материальных структур, при помощи которых происходит генерация и прием: речи, . ¦ Из сказанного в этом вступлении вытекает, что скрытый механизм языка-речи часто может быть обнаружен из сопоставления простых наблюдений. Кратко говоря, вывод, к которому приводят эти наблюдения, сводится к тому, что для понимания речи ее надо воспринимать как единое целое, а для обработки полученной информации надо разложить это целое на дискретные, элементы. Глава первая ФОНЕМА В ЯЗЫКЕ И РЕ Фонема слышимая, видимая и произносимая Понятие о фонеме стало складываться в конце прошлого столетня. Образовалась специальная научная область ~ фонология, возникли: школы - Пражская, Ленинградская, Московская. Большое значение при изучении этой темы получило понятие о дифференциальных при- знаках *. И. А. Бодуэн де Куртенэ, первый русский фонолог, вспоминает, как много сил затратил он, чтобы доказать, насколько важно для науки различать букву и фонему. В аспекте задач нашей работы следует обратить внимание лишь на обстоятельства, при которых человек обнаруживает то, что на авали фонемой. Звуки речи воспринимаются человеком в непрерывном - иконическом коде. Это значит, что сенсорный, звуковой состав речевого потока все время меняется и именно в результате этого все время накапливается информация, передаваемая партнеру. Никакое изменение нельзя заметить, если пет чего-то такого, что остается постоянным или изменяющимся в другом порядке времени. Так как в речи звуковой поток действительно непрерывен, фонема не может быть достаточно точно выделена иг этой оплошности. Иначе говоря, она де может быть услышана как особая, отдельная, И все же повседневный опыт свидетельствует о том, что звуки различимы в составе слов. Без этого вообще нельзя было бы ничего понять в речи. Скоро пришли к выводу о том, что всякая вещь, в том числе и фонема, распознается по признакам. Зрительно воспринимаемая вещь распознается по цвету, фактуре, материалу, величине, форме и т. и. Так же различаются и звуки речи. Бот почему понятие дифференциального признака, фонемы приобрело очень важное значение. Но признак без носителя, которому он принадлежит, воспринят быть не может. Нет просто красноты, Трубецкой В, С. Основы фоволоюии. М., 1960. 20 ^белизны, бархатистости, мягкости м т+ п. или гласности, согласности, звонкости» глухости и т. п. Признак фонемы - это какая-то часть самой фонемы, неотделимая от нее, которая дальше перейдет в соседнюю фонему. Особенно существенно подчеркнуть, что дифференциальный признак не может быть произнесен отдельно от самой фонемы» Это явление, выделяемое слухом и только слухом из слогового состава слов речи. Вот почему для исследования состава фонем и их произношения в разных языках применяется прежде всего слуховой метод. Исследуя звуковой состав разных языков ж говоров, фонетисты накапливают слуховой опыт, который может ¦быть отражен в специальной, достаточно точной транскрипции. В этом опыте вырабатывается специальное фонематическое умение подмечать разнообразные позиционные изменения в звучании фонем. Под позиционным изменением понимается изменение в звучании фонемы в зависимости от ее места в системном потоке речевых звуков. Допускается, что фонема, оставаясь самотождественной как звуковая единица, может редуцироваться в разной мере, или изменяться под влиянием соседней фонемы, или измениться в словоформе, или просто выпасть в произнесении партнера - все равно эта фонема будет восстановлена в восприятии как единица, непременно входящая в произносимое слово, требуемое последующими словами. Можно считать метод изучения фонем на слух субъективным, что умаляет его научное. значение* Бодуэн де Куртенэ действительно лризнавал психологическую реальность фонемы, что и вызвало упреки, по поводу его теории как психологистической, т. е. субъективной. И в наше время попытка представить сегментацию фонем в потоке речи па основе интуитивного подхода признается сомнительной, В. В. Инн нов, опираясь на исследования Л, А. Чисто- вич, приходит к выводу, что для описания первичной классификации звуков достаточно пользоваться лишь понятием акустического признака, соотносимого с артикуляционным признаком. Такие признаки могут приписываться целым, длинным отрезкам речи. Повятия фонемы для описания данных явлений не требуется2. Такое понимание вполне соответствует возможностям научного, инструментального описания для первичной классифпка* Иванов В. Б, Теория фонологических различительных признаков,-В кн.: Новое в лингвистике, выя, II. М., 1962, с. 166, 167. 21 ции звуков речи. Гласные могут быть описаны в терминах частот, а шумные согласные - в терминах временного изменения спектра. Но для распознавания звуков требуется учет как частотных, так и временных характеристик. Таким образом, следует признать, что в слуховом аппарате человека имеется устройство, работающее в два этапа. На первом этапе происходит принятие первичных решений о частотной и временной характеристике звуков там, где они будут обнаружены. На втором этапе на.основе накопленных первичных рещений прижимается окончательное решение. Так как произносимые звуки коррелятивны артикуля- торным движениям, можно описать весь процесс в терминах речевой моторики. Таким образом, действительно,. для научного описания процесса произнесения и приема -речи понятия фонемы и дифференциального признака не потребуется. Кратко изложенное рассуждение возникло на почве так называемой моторной теории речи, которая разрабатывается в Ленинградской щкол» Л> А. Чистович и в США в школе А. Либермана. В задачу нашей работы не входит обсуждение этой теории, но вопрос о дифференциальных признаках фонем: настолько существен для понимания механизма языка - речи - интеллекта, что в этом направлении необходимо обратить внимание па некоторые вполне очевидные, но необъяснешше факты, Прежде всего следует заметить, что приведенное рассуждение об акустическом приеме речя не опирается на факты непосредственного восприятия человека, так как оно субъективно и недостаточно для выяснения механизма слухового восприятия. Вот почему необходимо построить, как говорят, конструкт в виде двух этапов разных решений. Несмотря на это, следует все же спросить, различает ли человек те звуки, которые он слышит в речи? На этот вопрос, конечно, бсякйй даст положительный ответ. Если бы человек не различал звуков речи, направленной: к нему, он и сам не научился бы говорить. Нельзя управ- лять артикуляцией,.ни разу «е проверив, что k получается в том или другом случае. На более подробный вопрос о том» что же именно должен по законам устройства слуха я по правилам обработки информации услышать человек прет восприятии хотя бы двух звуков, наиболее точный ответ нам даст ребенок примерно двухлетнего возраста. Этому вопросу будет в дальнейшем отведен специальный раздел,. 22 но и сейчас следует сказать о том, что должно учитываться при обработке речевой информации на разных уровнях. Факты, которые имеются в виду, общеизвестны и описываются очень просто. Это период гуления - ребенок произносит слоги да-ба-да, бу-бу-бу, ба-а, a-za и т.п. Для того, чтобы повторить эти слоги, надо сохранить в памяти их компоненты. В приведенном случае их два -: две фонемы. Они ничего не обозначают и даже ни к кому не обращены. Ребенок упражняется, он играет сам с собой. Повторение е узнавание - это обратная связь, необходимая на всю жизнь, так как эти звуковые компоненты лежат в основе материальной структуры языка. Ребенок слышит дифференциальный признак фонемы, который всегда остается неизменным, как бы ни изменялась фонема в составе слова. Это обнаруживается потому, что изменение фонем происходит системно, о чем подробнее.будет сказано дальше* На основании элементарных наблюдений за фонацией ребенка в определенный период усвоения языка можно без всяких инструментов установить, что ребенок слышит, именно слышит дифференциальный признак фонемы. Взрослый, конечно, тоже слышит эти признаки, но не может дать себе отчет в этом. Взрослый слышит всю фонему как компонент слога и слова, тогда как ребенок не понимает ни слов, ни их сочетаний, но он произносит слоги и иногда реагирует на произносимые слова. На основании всего этого можно безусловно утверждать, что ребенок слышит дифференциальный признак фонемы как инвариант. Обычно инвариант находится на основе обработка вариантов"в опыте восприятия. В разбираемом слу* чае у ребенка вначале нет никакого опыта и никаких вариантов. На основе самонаучения он сам создает себе опыт для сближения разных возникающих вариантов. Сложившийся инвариант, приспособившийся к остальным компонентам фонемы, является результатом обработки информации при формировании языкового знака, еще не получившего значения* Это явление следует рассматривать как универсалию человеческого языка. У детей, родители которых говорят на разных языках, происходят те же явления. В результате образуется язык, переводимый ва другие языка. Таким образом, тривиальные, общеизвестные, факты приводят к выводу о том, что дифференциальные призна- 23 ки фонем являются психологической реальностью и что они, как это утверждается в фонологии, образуют некоторое множество дискретных компонентов, которые при восприятии и произнесении сливаются в непрерывны к звуковой поток, впадающий в фонему. Наличие дискретности связано с тем, что при обработке непрерывной информации она должна расчлениться на составляющие, которые на выходе ответного звука снова буд^т, сливаться в непрерывный инвариант. Поэтому следует говорить не об одном дифференциальном признаке, а об их наборе. Больше того, фонема не может быть реально выделена из слога, до когда она обработана и заменена буквой, она будет сливаться с другими фонемами в зависимости от ее места в слоге и слове. Все это свидетельствует о том, что при обсуждении проблемы фонем и их дифференциальных признаков необходимо учитывать не только их слышимость, видимость и двигательную ощутимость, но и сам процесс кодирования и перекодирования, который происходит при переходе сигнала от периферия нервной системы к центру и, возможно, во время этих переходов по- разному перекодируется. Все это помогает понять сложный иерархический процесс преобразования сенсорных сигналов (знаков) в знаки, несущие семантическую информацию. Однако эти усложнения не могут отменить резуль- татов» достигнутых на начальных ступенях преобра&ова- ния сигналов* С этой точки зрения представляет интерес преобразование звукового процесса в видимый -код такг чтобы его снова преобразовать в слуховой. Это представляет большой практический интерес при обучении глухих детей устной речи. В 1947 г. Р. Поттер» Дне. Копп и Г. Грин сконструировали прибор «Visible speech» - 1969, № 2, аппарата, которые могут корректироваться со стороны учителя. Таким окольным путем слышимая фонема, преобразованная в видимую, дополняется видимой артикуляцией губ и соответственно всего проговаривания звука. В связи с только что изложенным можно сделать некоторые добавления к тому, что было раньше сказано о видах речевого кода. Непрерывный звуковой код является каналом непосредственной связи между партнерами по коммуникации. Дискретный, буквенный код позволяет расширить коммуникацию в пространстве и во времени. Смешанный код внутренней речи является посредником между первым и вторым кодом, а также между национальными языками. Кроме того, мы обращали внимание на универсальный предметный код, который входит в состав внутренней чречи и является смешанным, что дает основания для перехода разных ступеней от непрерывности к дискретности. Надо думать, что в процессе обработки речи при кодировании и декодировании происходит строго регулированная нервная перестройка при декодировании в направлении от непрерывного кода к дискретному, а при кодировании - от дискретного кода к непрерывному. Это видно хотя бы потому, что слово, произнесенное в звуках, в конечной стадии обработки на приеме обозначает то же самое, что и записанное в буквах. Это значит, что звуковая оболочка слова уже сыграла свою роль, и на уровне интеллекта слово будет обрабатываться также как состоящее из букв. Понятно, почему в некоторых случаях машинистка на вопрос, какой она звук слышит в слове Москва после Mt отвечает: о, хотя он звучит как а. Особенности непрерывного и дискретного кодов могут быть показаны на следующем простом примере. Попробуйте произнести слово стол, читая не слева направо, а справа налево. Это потребует от вас, конечно, значительно больше времени, чем при обычном чтении. Вы получите сочетание лоте. Но это не слово, его нет в словаре русского языка. Кроме того, как бы вы ни тренировались над произношением такого «нового» слова, оно все равно не усвоит информационных свойств речевой единицы, так как не имеет значения. Как отмечалось выше, это только ускоряющее средство на речевом при^ еме. Все слова всегда произносятся слева направо, поэтому вырабатывается скоростной стереотип произнесения. Но этот способ «словообразования» хотя и вносит 26 значительную оптимизацию в структуру речи, не является специфичным для слова как единицы языка. Слово как единица языка состоит из всегда определенных фонем и узнается б результате постоянства своего фонемного состава. Это явление* в лингвистике выражается в том, что звуки в составе слова являются фонемами и изучаются в специальном разделе науки - фонологии. Главным принципом фонологии является различение звуков речи и их отождествление путем применения слуховой обратной связи в процессе применения бинарных противопоставлений, опирающихся на слышимый интеграл дифференциальных признаков. Из определения фонологии вытекает, что она не нуждается в специальной акустической аппаратуре для определения фонемного состава того или другого языка. Это фундаментальное требование исходит из того, что бинарное противопоставление фонем является семантической операцией и современная акустическая аппаратура, теория звука и техника счисления еще не обнаружили способа для учета семантических преобразований. Да этого и не нужно, так как речь обращена к человеку и его интеллекту и то, что не доходит до слуха, не попадает в речь. Утверждение о том, что слово узнается всегда в постоянстве своего фонемного состава, может показаться неправильным, так как в том же слове стол при переходе к множественному числу столы в том же самом слове будет два изменения - гласный о (в стол) будет редуцирован и даст особое звучание. Кроме того, добавилась фонема [ы] на конце слова. Эти изменения стали заметны только потому, что компонент фонемы [о] редуцировался и передал ударение па конец слова, который стал открытым слогом при твердом л. Так как изменение звукового состава определенных фонем обусловлено постоянно действующими законами звуковых вариаций в данном языке, следует принять, что состав фонем в слове не изменился. Это до некоторой степени подобно тому, как при повороте головы находящегося около вас человека распределение света и тени изменяется в зависимости от источника освещения. Но, конечно, формы лица и всей головы остаются неизменными. Исходя из сказанного, следует различать фонему и речевой звук. В первом случае имеется в виду та слышимая звуковая оболочка, которая соответствует дискретяо- 27 му компоненту слова и определяется пучком дифференциальных признаков. При этом считается, что если человек различает слова по значению, то он слышит фонемы. Во втором случае имеются в виду всяческие звуковые явления, происходящие в процессе реализации языка в речи, наблюдаемые слухом и регистрируемые специальной акустической аппаратурой. Из этих определений вытекает, что собственно фонема существует в языке, а ее реализация в речи обнаруживается в трех видах кода - непрерывном, дискретной и сметанном. Дисциплину, специально исследующую только фонемы, называют фонологией, а дисциплину, изучающую звуковые процессы речи,- фонетикой. Видно, что различие этих дисциплин определяется функциями языка как системы правил для знакового общения и возможностями речи для семантических преобразований. Решение этой фундаментальной задачи достигается под управлением универсального предметного кода (УПК). Фонология я фонетика Наличие дискретности слышимой речи естественно вытекает из теории дифференциальных признаков фонем. Однако но мере накопления оиыта инструментального изучения восприятия речи стали возникать сомнения в достоверности положений фонологической теории. Наиболее радикальную позицию в критике теории дифференциальных признаков занял А, В. Исаченко \ который считает, что фонема как абстрактное образование вообще не может ни классифицироваться, ни измеряться в единицах физики, в частности акустики. Фонологии и фонетике нужны физические измерения для того, чтобы определить параметры физического стимула, каким является звук, * реализуемый в процессе речи. Теория признаков, замечает А. В. Исаченко, не была выведена из экспериментальных и, в частности, акустических фактов, а возникла в результате дистрибутивного анализа текста. Это замечание не соответствует действительности, так как авторы теории дифференциальных признаков применяли акустическую аппаратуру, в частности - «Visible speech». Что касается применения дистрибутивного ана- * Исаченко A, Bt Фонема в ее сигнальный коррелят. М., 28 лпза текста, то эта методика позволяет доказать, что в тексте должны быть слышимые человеком фонемы, иначе одно слово не могло бы сочетаться с другим по смыслу. Вместе с тем картина, которая открывается при акустическом анализе речи, оказалась гораздо более сложной, чем можно было ожидать при обычном каждодневном ее восприятии. Следует удивляться не столько тому, что в речи содержатся дискретные включения, сколько тому* что невозможно обнаружить какой-либо разрыв в этом слитном, целостном потоке. Дифференциальные признаки фонем как дискретные членения спрятались за непрерывность слоговых слияний. Вызывает удивление* почему человек охотнее готов признать, что речь распадается на отдельные образования, и именно слова, чем заметить, как связываются эти образования физически. Вообще - должен ли человек слышать все физические изменения в речи, или наоборот, язык устроен так, чтобы некоторые акустические явления прошли незаметно? В &той связи представляют интерес замечания Л, В. Бондарко и Л. Р. Зиндера Но поводу одного из высказывании П. С. Кузнецова. (Все трое ученых являются крупными фонетистами.) «Возможность выделения звука речи,- пишет П; С. Кузнецов,- я принимаю как всег-- да осуществимую»3. Любой звук речи, согласно П. С* Кузнецову, может быть отграничен от звука предшествующего и последующего. «Это ошибочное положение, хотя оно не всегда формулируется настолько отчетливо, является исходным для многих лингвистических построений»,- замечают по этому вопросу Л. В. Бондарко и Л. Р. Зшгдер °. Такое удивительное несогласие между крупными специалистами, вероятно, объясняется яе столько противоречиями в фактах, сколько в интерпретации явлении и теоретических подходов. Когда Л. В. Бондарко и Л. Р. Зин- дер разговаривают между собой, они, вероятно, все же- разграничивают и учитывают у своего партнера звуки речи. Поэтому нельзя думать, как написано в их статье* что «членимость речевого потока на звуки речи не задана его физическими характеристиками»7. 5 Кузнецов Л, С. Об основных положениях фонетики.- ВЯ, 1959, в Основы теории речевой деятельности, ч. Ш, гя. li. M., 1974,0.146; 7 Таи же. 29» Если бы членимость в той или другой форме не содержалась в физических характеристиках, в ходе такой речи нельзя было бы передать какую-лдбо смысловую информацию. Объяснение, которое дают Л. В. Боидарко jar Л, Р* Зиндер тому, что человек все же слышит и различает звуки речи, состоит в том, что оно интерпретируется как «отражение членения на единицы - фонемы, производимого на основании языковых критериев»*. Мысль, которая здесь высказана, становится более понятной, если учесть то» что сказано в начале той же статьи двух авторов. Там ставится вопрос: «являются ли фонемы как единицы языка фактом языкового сознания носителей языка или конструируются исследователями?»9. Этот вопрос давно занимает лингвистов, но до сих лор не имеет решения. Бели отклонять идею конструирования фонемы исследователями, то следует все же признать, что оба автора правы в тгём смысле, что механизм преобразования непрерывного кода в дискретный в процессе восприятия устной речи^ остается неясным, Й. А. Бодуэн де Куртеш определял фонему как намерение, имея в виду, что она входит в состав высказывания как неотъемлемый его компонент. Но может оказаться, что когда это намерение* преобразуется в артикулируемый звук, оно так радикально изменится, что фонемы как дискретные единицы продадут. И такое предположение вполне вероятно. Известно, что фонему можно услышать, но нельзя произнести отдельно, обособив от соседних элементов звукового потока. Признаки фонем не всегда обнаруживаются там, где мы ждем появления данной фонемы. Так, например, мягкость согласного определяется не по самому согласному, а по ¦соседнему гласному. Границы между фонемами стираются; нельзя указать, где одна фонема переходит в другую. Л, Р. Зиндер и Л. В. Бондарко считают, что «описание фонемы набором дифференциальных признаков не соответствует распределению физических характеристик как яа уровне артикуляции и акустики, так и на уровне восприятия»10. Так, например, глухие согласные могут противопоставляться не только"по дифференциальным признакам глу- Основы теории речевой деятельности, ч. III, гл. 11 М., 1974, -с. 145. Там же. Там же, с. 146. 30 хоста и звонкости, как этого требует теория дифференциальных признаков, но и исходя из других признаков глухих согласных - а именно, по степени шума. Тогда* вместо бинарного противопоставления получится градуальное. Это проявляется особенно сильно, говорят авторы, в отдельных случаях реализации звонких согласных-а именно, в интервокальном положении, где соседство гласных вызывает появление сильно вокализованных элементов согласного. Такие согласные, если их выделить из слов, воспринимаются как сонанты или даже как гласные. «Факты такого рода,- продолжают авторы,- имеют первостепенное значение при объяснении фонетических изменений, приводящих к фонологическим перестройкам»1 *. Продолжая критику теории дифференциальных признаков, авторы указывают, что один и тот же дифференциальный признак имеет несколько принципиально различных коррелятов на физическом уровне. Эти корреляты обнаруживаются по-разному в разпых типах согласных. Так, для русских мягких согласных характерно и изменение спектральной структуры и изменение соседних гласных (появление г~образных переходов). Губные смычные характеризуются ^-образным переходом и не- значительной аффрикатизацией, переднеязычные - сильной аффрикатизацией и е-образным переходом и т. д. Далее авторы все же признают, что объединение этих разнородных явлений и один дифференциальный признак происходит па основания совладения их функционирования: любой мягкий согласный чередуется с твердым перед гласным, например, при "склонении имен существительных: vada - vad"e, raba - гаЪ"ё, naga - nag"e и т. п.1а Как видно, эта поправка отменяет всю критику теории дифференциальных признаков. Каждый отдельный звук, конечно, имеет много признаков, на это указывают и сами авторы, ссылаясь па С. И. Бернштейна. Но отсюда не следует, что любой из этих признаков может быть поло- же,н в основу системной: классификации речевых звуков. Под4 системной следует разуметь такую классификацию, применение которой может рассматриваться как функция1 знаковой системы. Так как падежная словоформа имеет грамматическое значение, способ ее реализации, опираю- 11 Там же, с. 147. 13 Там же. 3t зцинся на дифференциальные признаки фонем, а именно - бинарное членение «да - нет» (звонкий - глухой...), определяется законом, правилом данного языка. Дифференциальные признаки, различая формы слов, формируют не только грамматические значения, но и лексические. Доказательство так просто, что не стоит об;этом много говорить. Принимаются для понимания только осмысленные слова. Из сказанного следует, что фонемы в той функции, которую мы только что рассматривали, относятся к области языка и непосредственно как языковое явление не могут быть фиксированы инструментально. Изучение системы фонем данного языка ограничено в специальной дисциплине - фонология. Но так как фонемы так или иначе вливаются в непрерывный слоговый код» то их звуковая перестройка в слогах будет, конечно, в восприятии замечена и будет интерпретирована как признак изменения фонемы в словоформе, т. е. как грамматический факт. Если же в слогах происходит такое слияние звуков, которое не соответствует усвоенным фонемам, оно ле замечается в восприятии или замечается лишь после следующих объяснений. В русском языке встречаются случаи, когда на грани- цах слов смежные фонемы как бы сливаются, образуя звук, отсутствующий в языке как фонема. Например, в словах отец бы позволил, он хитрец был произносится не Гц], а его звонкий двойник [дз]1а. В словах от сора и от шума , [м"от]. Такое [у] становится более заметным при обратном прослушивании этих слов в магнитофонной записи - [тоув1, [тоум3. Это объясняется тем, что при наличии в слове [о] предшествующий согласный в некоторой степени огубляется и становится о-образным. Существенно подчеркнуть, что речевой звук выполняет фонологическую роль только в том случае, когда его дифференциальный признак противопоставлен другому дифференциальному признаку. В русском языке 13 Панов М. В. Русская фояетнка. М., 1967, с. 34, 35. есть только одна фонема, которая не подчиняется этому принципу,- feJ. Давно замечено, что различие в словах мел и мель возникает не потому, что в первом случае Lei открытое, а во втором случав - закрытое, а потому, что первое Гл] твердое, а второе Гл"] мягкое. Однако, если прислушаться внимательно к произнесению этих слов, различие открытости и закрытости . Интересно, что испытуемые различают разные [е], если физическая разница между ними увеличивается. Субъективное расстояние возрастает с увеличением физической разницы между стимулами. Авторы называют особенности интегрированного звучания сигнала тембралъяой информацией. Эти интересные наблюдения обнаруживают не смысловую информацию, а физическую, в которой отображается сумма инструментальных воздействий при синтезе звучания. Авторы называют особенность синтезированного звучания тембровой информацией. Тембр входит в состав любого звука, независимо от того, принадлежит ли он речи иди входит в состав какого-либо инструмента. Тембровая информация может быть весьма разнообразной. Скрипки, голоса человека, животных легко распознаются. Исследование тембровой информации в речи, конечно, представляет большой научный интерес. Звук „можно представить как процесс» реализующийся во времени. Это значит, что любой момент времени может быть занят звуком. Иначе говоря; звучание может делиться на множество подмножеств, измеряемое по пяти указанным выше видам размерности. Чтобы физически определить (услышать) феиему, следует найти такое микромножество, которое соответствует ее различительному признаку.. Найденная физическая единица, введенная в ЭВМ, будет слышаться человеком как определенная фонема. Однако даже при самом искусном синтезе звука проблема анализа устной речи не будет решена» так4 как соответственно сказанному выше следует провести не синтез микрозвуков, а интеграцию фонем и других инте- гративных образований. Напомним, что синтезируемые авуки сливаются в определенную единицу времени, а интегрированная структура развертывается во времени и сохраняет все значимые единицы в иерархически построенном пространстве звуковой речи. Недостатком современного состояния физического анализа и синтеза речевого звука является, как было- отмечено во вступлении, то, что из звукового множества 15 Чистоеич Л. А., Кожевников В. Л. Восприятие речи.- В кн.: Вопросы: теории и методой исследования речевых сигналов. Л, 1969. 34 фонемы еще не выделено то ее подмножество, которое может быть противопоставлено другому подмножеству из другого множества признаков другой фонемы. Поэтому ЭВМ пока еще не способна построить срез звуковой речи, то, что построено для письменной (дисплей)* Но человек, конечно» слышит, противопоставляет и сливает одну фонему с другой. Это делается при участии слуховых нейронов, о чем будет говориться в дальнейшем. Отсюда вытекает, что следует различать физический синтез фонем и интеграцию фонем в речевых уровнях языка. Этот вопрос в дальнейшем будет рассматриваться более подробно, а сейчас следует на примере показать особенности и возможности иерархической интеграции в отличие от синтеза и слияния звуков в строчном синтезе. Указанные выше работы Л. А. Чистович, В. А. Кожевникова, Л. В. Бондарко, Л. Р. Зиндера привлекают внимание строгим исследованием физических коррелятов в процессе речи. Вместе с тем складывается впечатление, что такое строгое исследование показывает несоответствие традиционной теории,фонем акустическим фактам. Так, в частности, думает Е. 3ML Вольф, которая пишет: «Л, Р. Эиндер к Л. В. Бондарко показали, что дифференциальные признаки, на которых строятся фонологические системы всех языков, не являются психолингвистической реальностью»16. На этом основании автор считает, что ^шспернмоитялшая проверка теории дифференциальных i«jni;iii«KOJi мл уirи нереальность дала, отрицательный ре- лульт-гг. i)roT им под I1",. M, Нольф /делает совершенно необоснованно, тлк isj«r;- JL !". {(илдер, JJ. В. Бопдарко и Л. А. Чис- ЧО1ШЧ рассматрпшиот ашалия и синтез фонем, в то вреия как предметом теории дифференциальных признаков является интеграция фонемы в системе языка и речи» В связи с ятмм иообходимо различать подход к явлениям, происходящим » рочи и в языке. Язык и речь - комплементарны. Это значит, что речь не может быть без языка, как левая сторона не может быть без правой. Но и в язык можно проникнуть только через речь. Приведенный выше пример, взятый из работы Л. Р. Зындсра и Л. В. Бондарко, показывает не слияние звуков в слове, не синтез их и не влияние слоговой позиция, а интеграцию в словоформах [вада] - Гваде], [ра- 16 Основы теории речевой деятельности* М., 1974> с. 138, ба] - Lpa6eJ, [нагаЗ - [ваге]. Путем чередования твердых и мягких согласных происходит образование специальной грамматической словоформы - падежа. При этом фонемы в исходной, языковой форме слова остаются всегда неизменными, а в определенной позиции слова изменяются, в данном случае твердый согласный переходит в мягкий. Так интегрируется морфемный уровень языка. Аналогично образование морфемы может происходить путем чередования в форме степени редукции гласного. Пусть запись [а-а-а] отображает [а] нередуцированное, - сильно редуцированное17. Тогда слова посадка [пасатъкъ], посадит [дасад"ит], сяду [с"аду], сядет [с"ад"ит] будут различаться по словоформам путем изменения твердости и мягкости согласных и степени редукции гласных. Приведенные примеры показывают, что такое интеграция и интегративная структура. Это взаимодействие языка и речи. Повторим, что фонемы языка не изменяются, а реализовать правила языка можно лишь путем динамических перестроек в речи. Фонемы языка - это нулевая линия отсчета для развертывания динамики речи. Речевая динамика, как и сама речь, безгранична. Она интегрируется в разнообразных конфигурациях разноуровневых отношений, образуя, так сказать, семантическое пространство. Ни один компонент не пропадает, а входит да определенное место в целостное образование. Вначале мы остановимся в общей форме на грамматическом пространстве и постараемся выяснить его психологическую основу. Проблема отношения фонем и морфем была поставлена еще Н. С. Трубецким, который выдвинул понятие «морфология». Однако в связи с этим появилось и понятие «морфонема», которое противоречило общей теории фоно- .логии. Этот вопрос исчерпывающе и выразительно был разрешен А. А. Реформатским18. Конечно, говорит он, кроме классических фонем не может быть других морфо- нем, так как сами морфемы состоят из обычных фонем. Но морфонология существует, так как необходимо ука- вать, каким способом должны соединяться фонемы для того, чтобы образовать «морфемы». Это значит, что роль фонем в том и другом случае различна - у дифферента- 17 Панов М. В. Указ. соч., с. 5. 18 Реформатский А, А. Фонологические этюды. М., 1975, с. 98. 36 альных признаков фонем роль различительная, у морфем - структурная, грамматическая. Чтобы построить структуру, необходимо, во-первых, найти различая элементов и, во-вторых, способы их соединения в интегральное целое. Из сказанного следует, что тот же подход может быть применен к структуре не только морфем, ной лексем, синтагм и предложений как интегральных образований. Вместе с тем на этом пути возникают значительные трудности. По мере удлинения горизонтальной строчки знаков появляются новые интегральные -совокупности разйой формы и длины, которые, конечно, должны быть разграничены. Возникает задача найти специальные разграничительные признаки, ограничивающие в интегральной совокупности соответствующие подструктуры. Это касается преимущественно разграничения слов, которые интегрируются не только как словоформы, но должны различаться и в строгой последовательности. Если учесть отмеченные выше явления слияния звуков в слове - i-образные, й-образные перестройки, фонетические слияния смежных слов и т. п.,- то вопрос о разграничении внутри слов и между ними приобретает большое значение, потому что приводит нас к уровню более высокому, чем фонема. Разграничительный сигнал между словами был назван диэремой; она рассматривалась как особая фонема и интерпретировалась в довольно обширной литературе яе как языковая, а как чисто фонетическая проблема. Нередко говорят: ивотушолон, влисубыл, не разделяя, а сливая слова. Слушающий партнер легко понимает, о чем идет речь, а вот читатель нашего текста, вероятно, встретит вначале некоторые затрудпепия, вызванные переходом от буквенного, дискретного кода к непрерывному. Незамечаемость фонетических слияний объясняется тем, что они сложились еще в детстве и автоматизировались, а смыслового значения не имеют, хотя при этом два слова могут слиться, но не превратить- в одно. В этом отношении интересен пример М. В. Панова*". В имени Александр Осипович фонема [р] в первом слове должна произноситься как слоговая [ръЗ: Алек- сандръ Осипович. Это и есть диэрема. Однако фактически оба слова могут произноситься слитно как одно - Алек- сандросипович, но слушатель будет считать их разными. Диэремы не нужны просто потому, что каждое слово зна<- Панов AL В. Указ. соч., с 169. 37 чпмо само по себе, по своему константному составу и по своей семантической функции* Вот на этом замечательном свойстве слова п строится вся иерархическая интеграция уровней речи по правилам языка. Но существенно заметить, что это слово следует рассматривать генетически, т. в, по мере его формирования в процессе усвоения. Сейчас будут отмечены теоретические этапы формирования еловной интеграции. Каждый такой этап не может наблюдаться обособленно, потому что находится в системе. Действительно, пусть один человек спросит другого: «Ты пойдешь завтра в кино?» и получит ответ: «Пойду». Является лн такой ответ словом? Можно согласиться с этим, но прибавить: это не просто слово, а однословное предложение. Такое разъяснение скорее затемняет понятия о слове и о предложении, чем разъясняет. Проще быдо бы сказать, что приведенный диалог содержит в ответе имплицитно недостающие члены предложения. Надо думать, что от слова до предложения имеется достаточно большое грамматическое расстояние, заполненное интегративными связями. Это то пространство, о котором упоминалось выше и о котором следует говорить не метафорически, а имея в виду реальный корковый нервный механизм обработки словесной информации. Таким образом, мы начнем с рассмотрения «голого» слова. В нем имеется только уникальный набор фонем и ударение на определенном месте. Такое слово можно по-, лучить искусственно, если слово кабан или банка произносить очень часто - кабан, кабащ кабан и т. д., через несколько повторений вы услышите - банка*, а потом опять кабан. Этот опыт ставит нас в очень затруднительное положение при объяснении процесса узнавания слов* Когда произнесли банка, мы сразу узнали это слово, и не возникло никакого подозрения, что в том же самом комплексе звуковых элементов содержится другое, не менее хорошо знакомое нам слово кабан. Кроме того, сложилось убеждение, что для узнавания слова необходимо его заучить, а при восприятии - проверить последовательность расположения фон-ем слева направо. Так же поступили и мы, когда старались определить константный состав фонем в слове и строчное направлений их последовательности. Иначе говоря, определение слова как константной последователшости фонем приводит к пофонемному распознаванию речи в npo-цеесе ее восприятия. Такой подход 38 кажется самым естественным и логичным. Но от такого подхода уже довольно давно отказались и все же не припиги ни к какому другому, хак как опознавашие по словам, синтагмам и тем более предложениям все равно потребует возвращения к фонемам для их интеграции. Следует признать, что слова на «приеме не появляются как ранее не встречавшиеся образования, а мгновенно узнаются, как и все воспринимаемые знакомые вещи, животные, люди, местность. Для того, чтобы было узнано слово, кроме константности фонем и ударения необходим еще одни, особо существенный признак - сигнальное значение слова. Сигналом будем называть такой признак, который сигнализирует (информирует) другой признак* В дальнейшем в слове мы будем рассматривать два вида.сишяль- еого значения ~~ грамматическое и лексическое. В грамматическом значении учитываются отношения знаков, в лексическом - предметные (вещественные) отношения. Особенности сигнала наглядно демонстрирует М. В. Панов20. Если на транспорте дсдользуют красный и зеленый флаги в качестве сигналов, то важен только их цвет, только их различительный признак. Несущественны размер флагов, отношения сторон, форма флагов» сорт материн и т. п. Однако, несомненно, важен признак, который присущ обоим флагам и для них не является различительным. Важны, говорит М. В. Панов, не только зеленость и красность, важна и «флажность». «Флажность» - общий (неразличйтельный) признак в этой системе. Это очень существенное замечание. Применительно к речи следует рассматривать не только знаки, но и материал, из которого они состоят. Предложенное наъга выше различие между синтезом речевого звука и интеграцией речевых зиакоп также потребует в дальнейшем рассмотрения вопроса о том, из какого материала состоят те или другие речевые зпаки. Сейчас же нам следует выяснить вопрос о том, каким образом слово из системы языка может проникнуть в речь, приобретая при этом грамматическое и лексическое значения. Поскольку мы исходим из представления о том, что слово в системе языка содержит константный набор фонем, то проникновение их из языка в речь может быть обеспеченно динамикой замечаемых изменений в составе константного набора. 50 Панов М. В, Указ. соч., с. Ш. Так как грамматические значения обнаруживаются в изменениях соотношения знаков, то очевидно, что один константный набор не имеет грамматического значения как единичный набор. Но если этот набор разбить на части так, чтобы получались поднаборы, в которых между знаками (подзваками) могут быть найдены специфические отношения, то с,ами эти поднаборы и весь целый набор приобретут формальные признаки, что и определит грамматическое значение, которое необходимо для того, чтобы выделить предметное значение. Так как грамматическое значение образуется только из знаков, оно формально. Иначе говоря, этим указывается категория предметных: явлений. Принадлежность к этой категории и составит предметное значение» Описанные соотношения относятся к морфологии языка. Чтобы продолжить ответ на поставленный выше вопрос о том, как из системы языка набор фонем поступает в речь, достаточно ограниченного числа примеров. Всякое слово в системе языка имплицирует семейство слов, каждое из которых отличается от другого в одном отношении и тождественно в другом. Пусть имеется ряд слов - синь, синий, синеть, посинеть, синить, пересинить, тдосипить, синенький, синеглазый^ Всякое слово в данном семействе имеет тождественную часть -син-. Это то» что называют корнем слова. Добавки в начале, середине и в конце являются системными языковыми связями, образующими внутреннее интегративное единство как устойчивую комбинацию знаков. Аналитические добавки к корню называются морфами. Получившееся интегральное единство является словоформой. Она имеет признаки слова» но все- таки словом не является, так как, обладая возможностью перемещаться свободно в пространстве строчки слов и выделенная как особое образование, имеет лишь диффузное предметное значение. Слова синь, посинеть, взятые отдельно, не содержат определенной информации. Таким образом, внутренняя интеграция является механизмом производства слов. Как и во всех других звеньях знаковой системы, это достигается путем бинарного противопоставления, в данном случае - корня слова и аффикса, в виде префикса, суффикса, интерфикса, постфикса. Всякое слово, поступающее из языка в речь, приобретает богатое внутреннее разнообразие и вместе с тем нерасторжимое единство. Появляются специфические слово- 40 . образовательные типы близких по структуре слов, которые узнаются по знакомым чертам словообразующего суффикса. Сравнивая уровни внутренней интеграции можно обг наружить механизм языка, регулирующий речь. Для этого ну же о принять во внимание, что слова состоят иэ фонем как знаков. Обычно считается, что фонемы выполняют только различительную функцию, а не знаковую. Если, же признать, что существуют специальные различительные признаки фонем, то сами фонемы будут выполнять знаковую функцию регламентирования знакового состава слов, так как этот состав константен и становится нулевой линией отсчета для всей знаковой системы речи. Отбор материала для интеграции словоформ происходит чрезвычайно искусно. Здесь соблюдается одновременно экономия и обеспечивается легкость узнавания слов. Если бы в отборе компонентов слова не было системности и соответственно повторимости, для именования предметов и их отношений потребовалось бы такое число фонемных сочетаний, которое не могло бы усвоиться памятью. Морфы, интегрируемые на фонемах, делятся на два класса - корневые и аффиксальные, а аффиксальные - на префиксальные, суффиксальные, нзтерфиксальные, пост- фнксальные и флексийные. Такая система повторяющихся подмножеств облегчает узнавание малых словоформ. Дистйнктивный признак является средством для интеграции фонемы, а фонема - средством для интеграции суффикса, имеющего уже смысловую направленность. Однако дистттшлый признак сам по себе не имеет никакого значения. Ото речевой материал, образующийся в определенных з"словйях генерации звука. Как было замечено выше, у фонемы много разных признаков, и тот признак, по которому может быть узнана фонема, должен, быть выделен из множества других (признаки голосов, состояний говорящего и т. д.). Механизм такого выделения должен содержаться в языковой системе до того, как вступит в силу коммуникация в процессе речи, так как иначе фонема не сможет войти в интегративную целостность слова. Все это свидетельствует о том, что язык и речь есть чисто человеческое свойство, находящееся в процессе становления, развития и продолжающее совершенствоваться. Фонематическое интегрирование порождает слова как значимые средства. Одно слово ровно ничего не значит, и их накопление, расположенное в строчку, не будет 41 содержать информации, так как не образует интегратив- ной системы. Такой системой является способ соединения слов. Первой фазой семантической интеграции было создание словоформ, второй фазой - способ соединения слов. Но прежде чем перейти к рассмотрению второй фазы, целесообразно выяснить, каким образом сочетание знаков внутри или вне слова приводит к образованию предметного значения, пусть расплывчатого (диффузного), но все-таки явно содержащего какую-то информацию о действительности» Суффиксы не только характеризуют форму слова, значительно облегчая его узнавание, но и указывают на определенные предметные отношения: в пальчик, садик. Суффикс -ик- фиксирует наше внимание на величине предмета речи. Этот же суффикс может применяться и как ласкательный, чему помогает интонация к жестикуляция^ В аспекте разбираемых здесь проблем интересно обратить внимание на то, что уменьшительные и ласкательные суффиксы могут применять и одомашненные животные,. в частности птицы. Тот материал, который будет сейчас кратко изложен, сообщен 3. П. Березенской - сотрудницей одной из газет, У нее имелся волнистый попугай. Ему было 50 дней, когда его приобрела 3. П. Через два месяца после обучающей коммуникации оп стал говорить самостоятельно. Надо заметить, что волнистые попугаи довольно скоро научаются произносить звуки, подобные слоговым артикулемам человеческого языка, с достаточной сте- пенью разборчивости. Его назвали Штя, Потом обращались к нему - Петруша, Петро, Петечка, Петюша* Самое существенное, что мы хотим отметить в этих наблюдениях, состоит в том, что вскоре при обучении он стал сам сочинять себе имена - Петюлька, Петюлюсенький, Петрович- ка, Петичкатка, Люблю» Люблюсенький, Петшпосевький, Лопозойчик (попа - от попугай, Зоя - имя хозяйки). Вот запись одного из опытов. На столе стоит зеркало. 3, П. говорит: «Здравствуй, Петечка, иди сюда». Он подходит. В зеркале видит птичку и обстановку в комнате, говорит; «Менявскпй попугайчик, я меня "любит. Зоя, Зоечка, ма- лочка моя, самита самая сладкая, сладочка, говористочка>. Ему сказали: «любимая птичка». Он ответил - любичка, мальчеяька птяченкий, мальчинский, птиченский. В одной фразе он услышал «да здравствует» и стал перестраивать эти слова то как прилагательное - даздрасский попугайчик, то как существительное - даздраска. 42 Этот материал показывает, что в словоформе уже содержится творческое начало к переходу на вторую фазу интеграции речевой структуры. Попугайчик стремится микрослова, с уменьшительным суффиксом преоб^ разовать в прилагательное, глагол и добавить их к первому слову - споемчик, споем споемчик, Петечка пьер- кает, мальченька птиченкий, мальчеяский птичеиский. Возникает потребность одно слово дополнить другим в другой форме. Это источник образования частей речи* Однако приложенные усилия не достигают цели, не получается такого разбиения на суффиксы, которое образовало бы целостное интегрированное слово. Такое слово невозможно без другого, в языке нет одиноких слов. У попугайчика приобрели значение только ласкательные суффиксы и уменьшительные в значении ласкательных. Бросается в глаза увлеченность, с которой попугай общается со своей хозяйкой. Эмоция-это не то, о чем говорится в речи, а состояние, в котором находится говорящий. Это то, что приводит партнеров к дружественной общительности или, в случае отрицательного отношения партнеров, к вспыльчивому антагонизму. Но так как суффиксы в составе словоформы вступают в знаковые отношения, они начинают приобретать ееман~ тическую значимость, т. е. отражать предметные отношения. Но это может произойти только в том случае, когда данная группировка энаков будет реально применима как сигнал, имеющий определенное значение. Обычно признается, что в морфологической структуре слова уже содержится значение. Такое утверждение правильно, если морфемы рассматривать в составе предложения. Тогда после того, как это предложение было хотя бы раз принято в произнесении, можно изъять словоформу и указать, пазначение того или другого суффикса* Но отдельная словоформа не может быть произвольно переведена на функцию слова. Это положение подтверждается приведенными выше фактами на опыте с попугайчиком. Он старался переделать суффиксы на манер ласкательных, что соответствовало его состоянию, но не было предметом сообщения. На основании всего этого нельзя считать, что семантика содержится уже в словоформах. Словоформа включается в семантическую структуру, как только она начнет развертываться в процессе второй фазы интеграции речевых единиц. Так и начинается декодирование. Глава вторая ГРАММАТИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО Модель двух слов. Грамматическое пространство При декодировании слова располагаются в строчку, следуют друг за другом в порядке времени. Для интеграции их в этих условиях придется каждое текущее слово как-то пристраивать к предшествующему, > уже ушедшему. Это можно сделать, если остановить в памяти поток слов и приступить к интеграции. На приеме речи неизбежно возникнут вынужденные остановки, момент появления которых будет очень трудно определить говорящему. Фактически таких остановок не бывает* Вот почему признают, что в процессе приема речи происходит не просто мимолетное узнавание слов, но и обработка в особой, так называемой операционной, и конической памяти. О том, насколько разноречивы суждения о восприятии потока речи, можно судить по замечаниям Ч, Хок- кета, который в начале статьи выдвигает следующее предположение. «Для того, чтобы понять, что слышит [партнер на приеме!, он должен произвести синтаксический анализ предложения, т. е. вскрыть его грамматическую организацию почти тем же самым образом, как это делает грамматист»^. Автор справедливо отклоняет это предположение, так как для осуществления грамматического анализа партнер должен выслушать целое высказывание, но тогда не останется времени для выслушивания нового предложения. Неверно, по мнению автора, и другое предположение, а именно: слушающий проводят синтаксический анализ непосредственно вслед $а восприятием текущего предложения, скажем, после каждой новой морфемы или слова» Но автор отвергает и это допущение и приходит к выводу, что слушателем может быть проведен анализ, ограниченный его возможностями. 1 Хокпет Ч. Грамматика для слушающего.-В кн.: Новое в лингвистике, вып. IV. М.» 1965, с; 139-Hi, Ы Конечно, и это решение не может быть принято, хотя оно очень близко подходит к тому, что наблюдается повседневно. Механизм языка устроен так, что любой человек, усвоивший его в детстве, при самых ограниченных возможностях будет принимать речь точно по ходу ее временного следования. В процессе приема речи усвоение грамматического пространства может значительно сократить время приема информация, сжать зигзаги грамматических ходов и обнаружить мысль. При этом не следует забывать, что слушающий не старается делать никакого грамматического анализа, как допускает Хок- кет, а просто принимает мысль, содержащуюся в сообщении. Грамматический анализ был уаке давно сделан, в период, когда в мозге вырабатывалась грамматическая структура. Пользуясь правилами заложенного в этой структуре предметного кода, слушающий партнер понимает сказанную ему мысль. Грамматика - это трамплин, от которого следует оттолкнуться для того, чтобы попасть в сферу мысли. Грамматическое пространство вступает в склу во вто^ рой фазе интеграции речевых единиц. Предварлтельной ступенью в каждой фазе является аналитическая ступень. Напомним, что в цервой фазе интеграции исходные (нулевые) слова из языка говорящего человека рассыпались в поле речи на словоформы (микрослова). Это и был анализ. Он необходим для того, чтобы получить материал для интеграции множества полноценных слов, способных сочетаться между собой. Осдовпым материалом для стягивания слов в грамматическом пространстве являются флексии, еловой зменй- таяъвш? t^ ффтшяд и notfrijpmrca» t* также фарша вспомогательного глагола быть. Определенный набор этих компонент предрешает словоформу другого слова, например: Хожу, я по улице Ходит», Вася„. Ходят.., Они... Ходит... Можно... Приходит*.*. Ты..* Ходит/буду,.. Я В этом примере показан способ, при помощи которого одно слово сцепляется с другим. В этом и состоит модель двух слов. Каждое слово в этой второй фазе интеграция связывается с другим ют несколькими другими и образует такое целое, в котором возникает закономерная динамика словоизменения. Подобно тому как фонемы различаются бинарно по дифференциальным признакам и бинарно противопоставляются в словах, так и бинарно различные словоформы в словах бинарно интегрируются в грамматическом пространстве. Для того, чтобы динамика изменения слов при их связи была закономерной, должен быть точный учет фактического материала словоформ и их изменений. В таких условиях в воснриятип можно предрешить появление словоформ и ждать появления тех или других форм. В этом и состоит сжатие времени в грамматическом пространстве. Материал словоформ велик, и для учета динамики словоформ требуется классификация. Как известно, в русском языке все слова разделяются на классы слов - частей речи. Весь запас применяемых слов соответственно классу помечен формами так, что при появлении каждого всегда найдется другое, соответствующее ему по форме. Иначе говоря, бинарные словоформы составляют систему. Такой набор форм называют парадигмой, которую нельзя представить как последовательность форм, так как при этом получился бы просто хаотический список фонем. Систему парадигм обычно представляют в сетке как таблицу, в которой указано, какие сочетания форм допустимы при развертывании речи в строчный ряд слов в зависимости от смежных слов. Самый факт сеточной обработки информации, содержащейся в словоформах, свидетельствует о своеобразии второй фазы интеграции речевого процесса. Сеточное распределение информации в грамматическом пространстве имеет фундаментальное значение для выяснения механизма восприятия и понимания юечи. Эту полбдшм^ со&вдед. рассмотреть особо. Восприятие и иконическая речевая память В классической, старой психологии восприятием называется процесс анализа наличного объекта. С удалением этого объекта вступает в действие память, которая хранит образ данного объекта. Различают память долго* временную и непосредственную, кратковременную, ее называют также оперативной, т. е. память на операции, которые следует реализовать в процессе производства какого-либо действия. Выше было отмечено допущение Ч. Хоккета о. том, что для понимания сказанного прежде 46 всего надо произвести синтаксический анализ предложения таким способом, как это делает грамматист. Действительно, как можно понять речь, если наличный объект восприятия или отсутствует или совсем никогда не встречался слушателю, как это бывает при восприятии иностранной речи. Но все-таки произвести такой анализ в процессе слушания речи невозможно не только вследствие большой скорости прохождения потока слов, но также из-за объема того материала словоформ и правил их сочетаний, который должен быть интегрирован. Отсюда следует, что речевая память должна быть долговременной. Непосредственная десятисекундная краткая память недостаточна для такого апализа. Вот почему появились гипотезы о специальных видах оперативной памяти, формирующихся, например, у диспетчеров наземного, водного и воздушного транспорта. Такая память обеспечивает правильность определенных видов конкретной деятельности. Применительно к речевой деятельности гипотеза оперативной памяти была выдвинута В. Ингве в 1961 г.я «Гипотеза глубины предложения», как назвал свое исследование автор, опирается на тот анализ, который называют анализом по непосредственно составляющим. Первое правило анализа требует расчленить поступившее предложение на два непосредственно составляющих ком-* понента - именную группу (NP) и сказуемое (VP). Затем именная группа раскрывается через артикль (Т) и имя (N) и так далее соответственно грамматическим правилам. Таким образом, партнер слышит предложение и сейчас же начинает его грамматический анализ. Это как. ^аз то же самое., что предлагал и Хоккет. Но он сомневался в вероятности такого выхода, так как произвести за время слушания текста такой анализ невозможно. В. Иигве доказывает, что существует и обычно реализуется выход из создавшегося положения. Грамматический анализ происходит в оперативной, непосредственной памяти, которая лишь ограничивает глубину предложения. Это доказывается в широко известных экспериментальных работах Г. А. Миллера на тему о «магическом числе 7 ±2». Синтаксис английского языка, говорит В. Ингве, располагает разнообразными средствами для того, чтобы 5 Инг ее В. Гипотеза глубины.- В кн.: Новое в лингвистике, вып. IV. М., 1965, с. 126-138. 47 удерживать высказывание в пределах, определяемых этим ограничением. В, Иигве далее/"говорит, что все языки имеют усложненные синтаксические особенности, служащие той же цели. Магическое число 7 ±2 все же не является загадочным. Его загадочность пропадает, если рассматривать восприятие речи, а не отвлеченные факты. Опыты по изучению объема внимания при зрительном восприятии начали производиться в 80-х годах прошлого столетия при помощи тахистоскопа - аппарата, позволяющего зарегистрировать акт зрительного восприятия длительностью 50 мс. Опыты действительно показали, что из 10-9 букв, демонстрируемых испытуемому за указанное время, ов воспроизводит только 4-5, и никогда больше 7. Не входя сейчас в подробности результатов этих опытов и не связывая их с семантикой восприятия, следует обратить внимание иа данные, полученные сравнительно недавно Стерлингом*. Испытуемому первоначально предъявляла карточку с девятью буквами, а затем другую карточку,. на которой прямоугольным значком было отмечено места одной из ранее показанных букв. После этого испытуемого просили назвать эту букву. Оказалось, что испытуемые почти всегда правильно называли помеченную букву. Таким образом, они были в состоянии увидеть в одно мгновение все девять букв. Такое целостное восприятие, усиленное вниманием^ позволяет непосредственную память назвать оперативной памятью, имея в виду, что она вызывается регулируемой задачей определенного действия. Из тех же опытов на тахистоскопе установлено» что след непосредственной памяти стирается в тот момент, когда подается следующий сигнал*. Это обстоятельство весьма существенно; при рассмотрении процесса восприятия речи. Так как речь структурна и вместе с тем целостна, границы перехода от одного компонента структуры к другому должны быть помечены и вместе с тем войти в общую целостную систему. Это и происходит в процессе бинарного противопоставления слов соответственно отмеченной выше модели» Звено бинарной связи, с одной стороны, противопоставляет их по словоформе, с другой стороны, связывает их 8 См.: Ликдсей Л., Вормап Д. Переработка информации человеком, М., 1974 с, 316. 4 Там гке, с. 320, по содержанию, И в схеме Ингве глубина предложений может быть сокращена наполовину, так как и здесь структурирование происходит по модели двух слов. На этом краткий очерк процесса интеграции единиц речи на второй фазе может быть закончен. Теперь следует спросить, каков же итог этой интеграции;. Оказывается, что предложение, которое было интегрировано, непроизносимо. Оно состоит только из словоформ. Но словоформа - это некоторая общность, которая как таковая мыслима, но не произносима. В полученной схеме предложения нет места для конкретных слов. Однако любое конкретное слово может выполнить любые грамматические требования, которые определяются структурой второй фазы интегрирования, чтобы получить определенное место в этой структуре. Больше того,* все действия по организации грамматической структуры были направлены к тому, чтобы открыть поле деятельности для лексики. Реальное значение, т. е. такое, которое может соответствовать действительности, образуется только в лексике. Вот почему можно сказать, что смысл высказывания порождается на третьей фазе интеграции, на которой развертывается лексика. Однако прежде чем перейти к рассмотрению этой третьей фазы целесообразно подчеркнуть роль и силу автоматизации элементов на предшествующей, второй фазе интеграции. Есть основания думать, что имеется нечто общее в делениях разной сенсорной модальности. Этим общим является образность, т. е. неразрывная цельность элементов материальпой структуры. Образ - зрительный, звуковой, двигательный, осязательный - обладает двумя свойствами. Во-первых, потеря какого- либо компонента или разрыв между компонентами сразу обнаруживается в восприятии. Если структура сцеплений; образа автоматизирована до порога узнаваемости, то весь образ узнается мгновенно, а появление какой-либо его части"вызывает восстановление всего образа. Это явление мы выше отмечали, при рассмотрении узнавания слов по их фонемной неполноценности. Это справедливо как для звукового, буквенного, артикуляторного (двигательного), так и для осязателъпого кодирования речи» Эти свойства образа вытекают из требований, предъявляемых человеческому восприятию. Человек старается объединить в восприятии даже случайно разбросанные дискретные точки. Издавна человек, рассматривая звездное небо, и -находил образы Большой Медведицы, Кассиопеи и т. п. То, что выражено в интонации (вопрос, приказ, мольба, просьба и т. п.), может быть преобразовано в зрительный. образ путем мимики и пантомимики. Вообще всякая знаковая система при ее реализации нуждается в том или иной виде сенсорики. И тогда возникает рконическое * кодирование в виде образов. Учитывая эти явления в общем виде, можно сказать, "что восприятие, которое должно точно отображать вещь* вызывает на помощь память с тем, чтобы соотношение ^конического и дискретного кодов оптимально соответствовало времени воздействия реального объекта и совокупности обработки этих сигналов в нервной системе. Иначе говоря» само восприятие и его свойства зависят, ¦с одной стороны, от объекта, с другой стороны, от долговременной памяти. От долговременной потому, что кодирующее и декодирующее устройства не могут создавать код вследствие сложности реального объекта* Коды - не готовые механизмы. Их надо сделать в опыте коммуникации. Надо научиться смотреть, видеть, слышать,^ осязать. Учитывая эти достаточно очевидные положения, целесообразно сравнить так называемый процесс распознавания образов ЭВМ и процесс восприятия у человека^ О. Селфридж и У. Нейссер по этому вопросу говорят так: «Несмотря на весь свой ум, машины ве способны к тому, что мы называем восприятием. Информацию, которую они используют, приходится вводить в них последовательно бит за битом, даже если нужны миллионы битов. Вычислительные машины не могут организовать или классифицировать материал каким-либо достаточно тонким или достаточно универсальным способом. Они выполняют лишь высокоспециализированные операции над тщательно подготовленными входными данными»*. Это значит, что ЭВМ вычисляет образы, но не воспринимает их. Хорошим примером является усвоение кода Морзе, состоящего из точек, тире и промежутков определенной длины. При этом длительность тире втрое больше длительности точки, интервал между буквами втрое длиннее, а интервал между словами в семь рае длиннее. * Селфридж О, Иейссер У. Распознавание образов машиной,- В кн.: Восприятие. М., 1974, р* Ы2* Телеграфисты передают эти сигналы очень неточно. Длительности точек и тире, а также интервалов сильно- варьируют. Однако после небольшой практики приема сообщений по этому коду человек уже не испытывает трудностей и приспосабливается к нарушениям кодовых длительностей. Вскоре он совсем перестает слышать точки и тире и начинает воспринимать просто буквы в целом виде. «Как &то у него получается,- говорят авторы статьит- до сих пор не ясно, и соответствующий механизм, вероятно, может быть весьма различным у разных, людей »в. Вывод, который можно сделать из приведенных фактов, сводится в конечном счете к следующему. В машину- надо ввести колоссальную информацию, прежде чем она станет способной производить такое счисление, которое по заданной человеком программе будет преобразовано в осмысленную речь (телеграмма на буквенном коде- Морзе). Человек тоже мож

Superlinguist - это электронная научная библиотека, посвященная теоретическим и прикладным вопросам лингвистики, а также изучению различным языков.

Как устроен сайт

Сайт состоит из разделов, в каждой из которых включены еще подразделы.

Главная. В этом разделе представлена общая информация о сайте. Здесь также можно связаться с администрацией сайта через пункт «Контакты».

Книги. Это самый крупный раздел сайта. Здесь представлены книги (учебники, монографии, словари, энциклопедии, справочники) по различным лингвистическим направлениям и языкам, полный список которых представлен в разделе "Книги".

Для студента. В этом разделе находится множество полезных материалов для студентов: рефераты, курсовые, дипломные, конспекты лекций, ответы к экзаменам.

Наша библиотека рассчитана на любой круг читателей, имеющих дело с лингвистикой и языками, начиная от школьника, который только подступается к этой области и заканчивая ведущим ученым-лингвистом, работающим над своим очередным трудом.

Какова основная цель сайта

Основная цель проекта - это повышение научного и образовательного уровня лиц, интересующихся вопросам лингвистики и изучающих различные языки.

Какие ресурсы содержатся на сайте

На сайте выложены учебники, монографии, словари, справочники, энциклопедии, периодика авторефераты и диссертации по различным направлениям и языкам. Материалы представлены в форматах.doc (MS Word), .pdf (Acrobat Reader), .djvu (WinDjvu) и txt. Каждый файл помещен в архив (WinRAR).

(1 Проголосовало)

Жинкин Н.И.

Речь как проводник информации

Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. - М.: Наука, 1982. - 160 c. Электронная книга . Психолингвистика. Нейролингвистика

Аннотация (описание)

Монография Николая Ивановича Жинкин "Речь как проводник информации " посвящена исследованию внутренних механизмов речи, рассматривавшая в рамках единой саморегулирующей системы, образуемой взаимодействием языка, речи, интеллекта, в процессе коммуникации.

Краткое содержание

Речь и ее функции. Значение речи в жизни человека, в его психологии и поведении. Речь как средство общения (коммуникации) и обобщения (мышления). Виды речи, их назначение. Отличие речи от языка. Значение и смысл. Слово как понятие. Сокращение и развернутая речь, их психологические особенности. Теории усвоения языка и развития речи. Теория научения в речевом развитии. Нативистская и когнитивная теории. Освоение речи как развитие значений и смыслов. Психолингвистическая модель порождения и функционирования речи.

Речь как средство общения. Информационный обмен - первоначальная функция речи. Коммуникации у человека и обезьян. Экспрессивно-выразительная и контекстная функции речи животных. Отличие человеческой речи от средств общения у обезьян. Означенность единиц человеческой речи, ее понятийный строй. Проблема врожденности и приобретенное™ человеческой речевой способности. Опыт обучения животных человеческой речи.

Связь мысли со словом. Участие голосового аппарата человека в решении интеллектуальных задач. Экспериментальные доказательства существования внутренней речи и ее участия в процессах мышления.

Соотношение мышления и речи. Значение слова как единицы мышления и речи. Особенности начального периода развития мышления и речи у ребенка,

Представление о внутренней речи, ее структура и значение. Эгоцентрическая речь ребенка как промежуточная форма между внутренней и внешней речью. Дискуссия Л.С.Выготского и Ж.Пиаже о сущности и судьбе эгоцентрической речи. Становление и функционирование детской речи, развитие ее грамматических структур и коммуникативных функций. Механизмы усвоения речи ребенком.

РЕЧЬ И ЕЕ ФУНКЦИИ

Речь является основным средством человеческого общения. Без нее человек не имел бы возможности получать и передавать большое количество информации, в частности такую, которая несет большую смысловую нагрузку или фиксирует в себе то, что невозможно воспринять с помощью органов чувств (абстрактные понятия, непосредственно не воспринимаемые явления, законы, правила и т.п.). Без письменной речи человек был бы лишен возможности узнать, как жили, что думали и делали люди предьщущих поколений. У него не было бы возможности передать другим свои мысли и чувства. Благодаря речи как средству общения индивидуальное сознание человека, не ограничиваясь личным опытом, обогащается опытом других людей, причем в гораздо большей степени, чем это может позволить наблюдение и другие процессы неречевого, непосредственного познания, осуществляемого через органы чувств: восприятие, внимание, воображение, память и мышление. Через речь психология и опыт одного человека становятся доступными другим людям, обогащают их, способствуют их развитию.

По своему жизненному значению речь имеет полифункциональный характер. Она является не только средством общения, но и средством мышления, носителем сознания, памяти, информации (письменные тексты), средством управления поведением других людей и регуляции собственного поведения человека. Соответственно множеству ее функций речь является полиморфной деятельностью, т.е. в своих различных функциональных назначениях представлена в разных формах: внешней, внутренней, монолога, диалога, письменной, устной и т.д. Хотя все эти формы речи взаимосвязаны, их жизненное назначение неодинаково. Внешняя речь, например, играет в основном роль средства общения, внутренняя - средства мышления. Письменная речь чаще всего выступает как способ запоминания информации. Монолог обслуживает процесс одностороннего, а диалог - двустороннего обмена информацией.

Важно отличать язык от речи. Их основное различие заключается в следующем. Язык - это система условных символов, с помощью которых передаются сочетания звуков, имеющие для людей определенные значение и смысл. Речь же - это совокупность произносимых или воспринимаемых звуков, имеющих тот же смысл и то же значение, что и соответствующая им система письменных знаков. Язык един для всех людей, пользующихся им, речь является индивидуально своеобразной. В речи выражается психология отдельно взятого человека или общности людей, для которых данные особенности речи характерны, язык отражает в себе психологию народа, для которого он является родным, причем не только ныне живущих людей, но и всех других, которые жили раньше и говорили на данном языке.

Речь без усвоения языка невозможна, в то время как язык может существовать и развиваться относительно независимо от человека, по законам, не связанным ни с его психологией, ни с его поведением.

Связывающим звеном между языком и речью выступает значение слова. Оно выражается как в единицах языка, так и в единицах речи.

Речь вместе с тем несет в себе определенный смысл, характеризующий личность того человека, который ею пользуется. Смысл в отличие от значения выражается в тех сугубо личных мыслях, чувствах, образах, ассоциациях, которые данное слово вызывает именно у этого человека. Смыслы одних и тех же слов для разных людей различны, хотя языковые значения могут быть одинаковыми.

Важнейшая роль слова состоит в том, что в своем значении оно обобщенно отражает действительность, существующую вне и независимо от индивидуального человеческого сознания. Смысл же отражает не только объективный, но и субъективный мир данного человека и сугубо индивидуален. В речи, насыщенной субъективным смысловым содержанием, отражается вся психология человека, и это обстоятельство является основанием для использования речи в системе личностной психодиагностики.

Со значением слов непосредственно связано представление о них как о понятиях. Что же такое понятие? Почему усвоению понятий детьми придается такое большое значение в обучении и воспитании?

В окружающем нас мире бесконечно много различных предметов и явлений, и если бы мы стремились каждое из них назвать отдельным словом, то тот словарный запас, которым мы

должны были бы пользоваться, стал бы практически необозрим, а сам язык - недоступным человеку. Мы им просто не могли бы пользоваться как средством коммуникации.

К счастью, дело обстоит таким образом, что нам вовсе нет необходимости для каждого отдельно существующего предмета или явления придумывать свое специфическое название, самостоятельное слово. В своем общении и в мышлении мы вполне удовлетворительно обходимся весьма ограниченным их количеством, и наш словарный запас намного меньше числа обозначаемых с помощью слов предметов и явлений. Каждое такое слово представляет собой понятие, относящееся не к одному предмету или явлению, а к целому их классу, выделенному по совокупности общих и специфических признаков. Эти же признаки для выделяемого класса явлений и предметов выступают как существенные, т.е. выражающие их основные качества и свойства, а не второстепенные признаки. Все сказанное входит в представление об объеме и содержании понятия. Знать его - значит уметь правильно указать на объем и содержание соответствующего понятия.

Слова-понятия позволяют нам обобщать и углублять наши знания об объектах, выходя в их познании за пределы непосредственного опыта, за рамки того, что нам дано через органы чувств. Понятие фиксирует существенное и игнорирует несущественное в предметах и явлениях, оно может развиваться за счет обогащения своего объема и содержания. Новое знание поэтому может входить в старую систему понятий и выражаться с помощью уже известных слов. В этой связи редко возникает необходимость придумывать совершенно новые слова для того, чтобы выразить вновь полученное знание. Благодаря понятийному строю языка мы имеем возможность с помощью ограниченного числа слов обозначать практически необозримое количество явлений и предметов. Этой цели, в частности, служат многозначные слова и выражения. Именно такими является большинство слов, составляющих основу современных развитых языков. Пользуясь весьма условной аналогией из области математики, можно было бы сказать, что число слов в языке растет по арифметической, а выражаемый с их помощью объем знаний - по геометрической прогрессии.

Владея понятием, мы знаем о предмете или явлении очень многое. Если нам показали какой-либо незнакомый предмет и назвали его известным нам понятием, то мы автоматически приписываем данному предмету все те, пусть даже еще реально не

увиденные в нем качества, которые заключены в содержании и объеме соответствующего понятия.

Понятие выступает и как важный элемент восприятия, внимания, памяти, а не только мышления и речи. Оно придает всем этим процессам избирательность и глубину. Пользуясь понятием для обозначения предмета или явления, мы как бы автоматически видим в них (понимаем, представляем, воспринимаем и вспоминаем о них) больше, чем нам дано непосредственно через органы чувств. Обращаясь к понятиям, мы существенно экономим время коммуникации и мышления, сокращения до минимума количества необходимых слов и максимальных операций.

Из множества качеств и признаков предмета или явления, заключенных в слове-понятии, ребенок поначалу усваивает лишь те, которые непосредственно выступают в совершаемых им действиях с соответствующими предметами. В дальнейшем, по мере получения и обогащения жизненного опыта, им усваивается более глубокий смысл соответствующего понятия, включая и те качества обозначаемых им предметов, которые прямо не воспринимаются.

Процесс формирования понятия начинается у ребенка задолго до овладения речью, но становится по-настоящему активным лишь тогда, когда ребенок достаточно овладел речью как средством общения и развил свой практический интеллект.

Речь человека может быть сокращенной и развернутой как с понятийной, так и с лингвистической точек зрения. В развернутом типе речи говорящий использует все возможности символического выражения смыслов, значений и их оттенков, предоставленные языком. Этот тип речи характеризуется большим словарным запасом и богатством грамматических форм, частым употреблением предлогов для выражения логических, временных и пространственных отношений, использованием безличных и неопределенно-личных местоимений, употреблением подходящих понятий, уточняющих прилагательных и наречий для обозначения того или иного специфического положения дел, более выраженным синтаксическим и грамматическим структурированием высказываний, многочисленной подчинительной связью компонентов предложения, свидетельствующей о предвосхищающем планировании речи.

Сокращенное речевое высказывание достаточно для понимания среди хорошо знакомых людей и в знакомой обстановке. Однако оно затрудняет выражение и восприятие более сложных, абстрактных мыслей, связанных с тонкими различениями и дифференциальным анализом скрытых взаимосвязей. В слу-

чае теоретического мышления человек чаще пользуется развернутой речью.

Рассмотрим основные психологические теории, объясняющие процесс формирования речи. Одна из них - теория научения. Данная теория утверждает, что подражание и подкрепление являются основными механизмами формирования и развития речи у человека. Предполагается, что у ребенка имеется врожденная потребность и способность к подражанию, в том числе звукам человеческой речи. Получая положительное эмоциональное подкрепление, подражание ведет к быстрому усвоению сначала звуков человеческой речи, затем фонем, морфем, слов, высказываний, правил их грамматического построения. Освоение речи, таким образом, сводится к научению всем ее основным элементам.

Данная теория, однако, не в состоянии удовлетворительно и полностью объяснить процесс усвоения языка, в частности ту быстроту, с которой в раннем детстве ребенок осваивает речь. Кроме того, для развития любых способностей, в том числе и речевых, необходимы задатки, которые сами по себе не могут быть приобретены в результате научения (по крайней мере до того, как научение началось). С позиции данной теории трудно понять детское словотворчество, а также те моменты в развитии речи ребенка, которые не имеют аналогов у взрослых, т.е. такие, которые никак не усвоишь методом подражания.

Опыт показывает, что взрослые подкрепляют у ребенка не столько грамматически правильные, сколько умные и правдивые, оригинальные и семантически точные высказывания. Имея это в виду, в рамках теории речевого научения трудно объяснить быстрое формирование правильной грамматики речевых высказываний у детей.

Автором следующей теории речевого развития является Н.Хомский. Он утверждает, что в организме и мозге человека с рождения имеются некоторые специфические задатки к усвоению речи в ее основных атрибутах. Эти задатки созревают примерно к годовалому возрасту и открывают возможности для ускоренного развития речи с одного года до трех лет. Данный возраст называется сензитивным для формирования речи. В более широких возрастных границах он охватывает период жизни человека от года до половой зрелости (имеется в виду не только усвоение языка как средства общения, но и освоение его на понятийном уровне как средства мышления). В течение всего этого периода времени развитие речи обычно происходит без осложнений, но вне его язык усвоить или трудно, или вообще

Рис 55. Психологическая модель порождения и функционирования речи

невозможно. По данной причине взрослые иммигранты хуже усваивают чужой для них язык, чем их малолетние дети.

Еще одна популярная теория усвоения языка называется когнитивной. Согласно ей развитие речи зависит от присущей ребенку с рождения способности воспринимать и интеллектуально перерабатывать информацию. Этим, в частности, и объясняется детское спонтанное словотворчество. Предполагается, что речевое развитие зависит от развития мышления, а не наоборот (Ж.Пиаже). Установлено - и это одно из основных исходных положений данной теории, - что первые высказывания малышей обычно относятся к тому, что они уже понимают. Дети, кроме того, обычно говорят о том, что для них интересно. Следовательно, на развитие речи влияет и мотивация ребенка.

Развитие речи можно рассмотреть и с психолингвистических позиций (рис. 55) в плане становления все более совершенной структуры речи. Под этим углом зрения процесс речевого развития представляет собой непрерывно и циклически повторяющиеся переходы от мысли к слову и от слова к мысли, которые становятся все более осознанными и содержательно богатыми. Вначале мысль формируется в слово, которое одновременно выступает и как фраза, и как предложение, без дальнейшего лингвистически тонкого членения. Та же бедность форм и вариаций характерна для обратного процесса движения от слова к мысли. Затем этот процесс разворачивается по вертикали (так, как это показано на рис. 55) и по горизонтали. Последнее движение характеризуется расширением возможностей представления мысли в словах на разных уровнях. Например, на уровне предложения и фразы одна и та же мысль может быть выражена по-разному людьми с богатой речью.

Усвоение речи ребенком начинается с выделения речевых сигналов из всей совокупности звуковых раздражителей. Затем в его восприятии эти сигналы объединяются в морфемы, слова, предложения, фразы. На базе их формируется связная, осмысленная внешняя речь, обслуживающая общение и мышление. Процесс перевода мысли в слово идет в обратном направлении.

РЕЧЬ КАК СРЕДСТВО ОБЩЕНИЯ

В филогенезе речь первоначально выступала, вероятно, как средство общения людей, способ обмена между ними информацией. В пользу такого предположения говорит факт наличия

у многих животных развитых средств коммуникации и только у человека способности пользоваться речью при решении интеллектуальных задач. У шимпанзе, например, мы находим относительно высоко развитую речь, которая в некоторых отношениях человекоподобна. Речь шимпанзе, однако, выражает только органические потребности животных и их субъективные состояния. Это - система эмоционально-экспрессивных выражений, но никогда не символ или знак чего-либо, находящегося за пределами животного. Язык животных не имеет тех значений, которыми богата человеческая речь, и тем более смыслов. В разнообразных формах жесто-мимического и пантомимического общения шимпанзе на первом месте находятся эмоционально-выразительные движения, хотя и очень яркие, богатые по форме и оттенкам.

У животных, кроме того, можно обнаружить выразительные движения, связанные с так называемыми социальными эмоциями, например специальные жесты - приветствия друг друга. Высшие животные, как показывает опыт внимательного наблюдения за их общением, прекрасно разбираются в жестах и мимике друг друга. При помощи жестов они выражают не только свои эмоциональные состояния, но и побуждения, направленные на другие предметы. Самый распространенный способ общения шимпанзе в таких случаях состоит в том, что они начинают то движение или действие, которое хотят воспроизвести или к которому хотят побудить другое животное. Этой же цели служат хватательные движения, выражающие желание обезьяны получить от другого животного какой-либо предмет. Для многих животных характерна связь выразительных эмоциональных движений со специфическими голосовыми реакциями. Она же, по-видимому, лежит в основе возникновения и развития человеческой речи.

Обратим внимание еще на одну генетическую предпосылку развития у человека речи как средства общения. Для многих животных речь является не только системой эмоционально-выразительных реакций, но также средством психологического контакта с себе подобными. Ту же самую роль формирующаяся в онтогенезе речь первоначально выполняет и у человека, по крайней мере в возрасте до полутора лет. Эта речевая функция также еще не связана с интеллектом.

Но человеческого индивида не может удовлетворять такая, весьма ограниченная в своих возможностях коммуникативная роль речи. Для того чтобы передать какое-либо переживание

или содержание сознания другому человеку, нет иного пути, кроме означивания речевых высказываний, т.е. отнесения передаваемого содержания к какому-либо известному классу предметов или явлений. Это непременно требует абстракции и обобщения, выражения обобщенного абстрагированного содержания в слове-понятии. Общение развитых в психологическом и культурном плане людей непременно предполагает обобщение, развитие словесных значений. Это и есть магистральный путь совершенствования человеческой речи,.сближающий ее с мышлением и включающий речь в управление всеми другими познавательными процессами.

В последние годы ведется немало споров и дискуссий по вопросу о том, является способность к усвоению речи у человека врожденной или нет. Мнения ученых в этом вопросе разделились: одни стоят на позиции неврожденности этой способности, другие придерживаются точки зрения о ее генетической обусловленности.

С одной стороны, есть убедительные доказательства того, что ни о какой врожденности речи человека говорить нельзя. Это, к примеру, факты отсутствия каких бы то ни было признаков членораздельной человеческой речи у детей, выросших в изоляции от говорящих на родном языке людей и никогда не слышавших человеческого голоса. Это также данные многочисленных неудачньн опытов обучения высших животных языку человека, умению пользоваться хотя бы элементарными понятиями. Только у человека, причем лишь в условиях правильно организованного обучения и воспитания, может появиться и развиться вербальная понятийная речь.

С другой стороны, имеются не менее достоверные факты, которые свидетельствуют о том, что многие высшие животные обладают развитой системой коммуникаций, по многим своим функциям напоминающей речь человека. Высшие животные (обезьяны, собаки, дельфины и некоторые другие) понимают обращенную к ним речь человека, избирательно реагируют на эмоционально-экспрессивные ее аспекты.

Имеются определенные экспериментальные доказательства того, что дети с рождения способны отличать речь человека и выделять ее из множества других звуков, избирательно на нее реагировать и очень быстро обучаться. Если иметь в виду то, что основное отличие врожденных и приобретенных форм поведения состоит в том, что наследственно обусловленные (имеющие соответствующие задатки) его виды при наличии соответствующих внешних условий развиваются быстрее, то вполне можно допустить, что какие-то генотипические факторы, способствующие быстрому усвоению ребенком столь сложной формы поведения, какой является речь, все же существуют.

Полностью приобретенное поведение, не имеющее врожденных задатков для развития, формируется и прогрессирует медленно, совсем не так, как это имеет место в случае усвоения речи. Сначала при его развертке появляются простейшие элементы приобретенного поведения, которые становятся своеобразными задатками, и только затем на их основе конструируются более сложные формы поведения. Этот процесс, как правило, длителен и охватывает весьма значительный период времени в жизни индивида. Примером тому является процесс усвоения детьми понятий, который завершается лишь к подростковому возрасту, хотя речь оказывается сформированной уже в возрасте около трех лет.

Другим доказательством возможного существования врожденных предпосылок к усвоению речи у человека является типичная последовательность стадий ее развития. Эта последовательность одинакова у всех детей независимо от того, где, в какой стране и когда они родились, в условиях какой культуры развивались и на каком языке говорят. Дополнительным, косвенным доказательством той же самой мысли является следующий факт: речь ребенком, как известно, не может быть усвоена раньше определенного периода времени, например до одного года жизни. Это становится возможным лишь тогда, когда в организме созревают соответствующие анатомо-физиологиче-ские структуры.

Основная трудность, которую необходимо разрешить для того, чтобы найти окончательный ответ на вопрос о наличии или отсутствии у человека прирожденных (генотипических) факторов, определяющих усвоение им языка, состоит в том, что факты, которые обычно используют для доказательства или опровержения положений, связанных с обсуждаемым вопросом, допускают различные толкования. Да и сами эти факты порой достаточно противоречивы. Приведем примеры.

1. В США, в Калифорнии, был обнаружен ребенок в возрасте около 14 лет, с которым никто не общался по-человечески, т.е. с помощью речи, примерно с 2-месячного возраста. Естественно, что он не владел речью и не проявлял никакого знания языка. Несмотря на значительные затраченные усилия, обучить его пользоваться речью по-настоящему так и не удалось.

2. В одном из проведенных психологами исследований изучался процесс речевого развития у шести глухих с рождения детей. Их родители имели вполне нормальный слух и долгое время не позволяли своим детям пользоваться в общении языком мимики и жестов. Однако еще до того, как эти дети получили возможность воспринимать и понимать речь людей по движениям губ, самостоятельно произносить звуки речи, т.е. прежде чем они приобрели какие бы то ни было знания в области своего родного языка, они уже начали пользоваться жестами. Эти дети, в конечном счете неплохо овладев речью, прошли в ее развитии те же стадии, что и здоровые дети. Сначала они научились правильно пользоваться жестами, обозначающими отдельные слова, затем перешли к двух-трехсловным жестам-предложениям, наконец, к целым многофразовым высказываниям.

Весьма интересен, но не менее сложен и следующий вопрос: в состоянии ли высшие животные осваивать человеческую речь? Многочисленные ранние опыты обучения речи обезьян не дали, как мы знаем, удовлетворительного ответа на данный вопрос. Антропоидов в этих опытах обучали вербальному языку и пользованию понятиями, но все эти попытки завершились неудачно.

Впоследствии ученые, занимающиеся этой проблемой, отказались от обучения животных высшей форме речи человека, связанной с мышлением, и решили попробовать научить животных пользоваться человеческим языком мимики и жестов, тем, который употребляют глухие от рождения люди. И опыт удался.

Одно из наиболее известных и плодотворных исследований подобного типа было проведено в 1972 г. Его авторы, американские ученые Б.Т.Гарднер и РАХарднер, предприняли попытку обучить шимпанзе женского пола пользованию некоторыми специальными знаками, заимствованными из американского варианта языка глухих. Обучение началось, когда шимпанзе было около одного года (примерно то же время, когда начинает активно усваивать речь человеческий ребенок), и продолжалось в течение четырех лет. Все те, кто ухаживал за животными, должны были в общении с ними пользоваться только языком мимики и жестов.

Поначалу люди активно подкрепляли любые попытки обезьяны самостоятельно воспроизвести и практически использовать в общении с человеком тот или иной демонстрируемый ей жест. Позднее, после того как экспериментатор, взяв руки обезьяны в свои, в нужный момент изображал в течение достаточно длительного периода времени изучаемый жест, она научилась хорошо пользоваться подобного рода знаками. В конечном счете

животное самостоятельно стало осваивать новые жесты, просто наблюдая за тем, как их использует человек.

К возрасту около 4 лет Уоши (так звали обезьяну) могла уже вполне самостоятельно воспроизводить около 130 различных жестов, а понимала еще больше. Подобного рода положительный результат затем был получен и другими исследователями. Например, Ф.Г.Паттерсон, обучая жестовому языку обезьяну-гориллу по имени Коко с 1 года и до 7 лет, научил ее пользоваться в общении с людьми 375 знаками.

Эти исследования, конечно, окончательно не доказывают, что животные - в данном случае высшие человекообразные обезьяны - в состоянии усваивать именно человеческую речь, понимать и пользоваться ею на уровне понятий. Высшие, понятийные формы речи им все же недоступны, а те знаки, которыми они учатся пользоваться, не выходят за пределы реализации коммуникативной функции. Более того, до сих пор нет каких-либо убедительных фактов, свидетельствующих о том, что животные в состоянии складывать из знаков предложения, менять порядок слов для выражения одной и той же мысли. Иначе говоря, в мире животных не установлено пока никакого движения вперед к слиянию мысли и слова.

РЕЧЬ КАК ИНСТРУМЕНТ МЫШЛЕНИЯ

Главная функция речи у человека все же состоит в том, что она является инструментом мышления. В слове как понятии заключено гораздо больше информации, чем может в себе нести простое сочетание звуков/

Тот факт, что мышление человека неразрывно связано с речью прежде всего доказывается психофизиологическими исследованиями участия голосового аппарата в решении умственных задач. Электромиографическое 1 исследование работы голосового аппарата в связи с мыслительной деятельностью показало, что в самые сложные и напряженные моменты мышления у человека наблюдается повышенная активность голосовых связок. Эта активность выступает в двух формах: фазической и тонической. Первая фиксируется в виде высокоамплитудных и нерегулярных вспышек речедвигательных потенциалов, а вторая - в форме постепенного нарастания амплитуды электромиограммы. Экспериментально доказано, что фазическая форма речедвигатель-ных потенциалов связана со скрытым проговариванием слов про себя, в то время как тоническая - общим повышением речедвигательной активности.

Оказалось, что все виды мышления человека, связанные с необходимостью использования более или менее развернутых рассуждений, сопровождаются усилением речедвигательной им-пульсации, а привычные и повторные мыслительные действия ее редукцией. Существует, по-видимому, некоторый оптимальный уровень вариаций интенсивности речедвигательных реакций человека, при котором мыслительные операции выполняются наиболее успешно, максимально быстро и точно.

СООТНОШЕНИЕ МЫШЛЕНИЯ И РЕЧИ

На протяжении всей истории психологических исследований мышления и речи проблема связи между ними привлекала к себе повышенное внимание. Предлагаемые ее решения были самыми разными - от полного разделения речи и мышления и рассмотрения их как совершенно независимых друг от друга функций до столь же однозначного и безусловного их соединения, вплоть до абсолютного отождествления.

Многие современные ученые придерживаются компромиссной точки зрения, считая, что, хотя мышление и речь неразрывно связаны, они представляют собой как по генезису, так и по функционированию относительно независимые реальности. Главный вопрос, который сейчас обсуждают в связи с данной проблемой, - это вопрос о характере реальной связи между мышлением и речью, об их генетических корнях и преобразованиях, которые они претерпевают в процессе своего раздельного и совместного развития.

Значительный вклад в решение этой проблемы внес Л.С.Выготский. Слово, писал он, так же относится к речи, как и к мышлению. Оно представляет собой живую клеточку, содержащую в самом простом виде основные свойства, присущие речевому мышлению в целом. Слово - это не ярлык, наклеенный в качестве индивидуального названия на отдельный предмет. Оно всегда характеризует предмет или явление, обозначаемое им, обобщенно и, следовательно, выступает как акт мышления.

Но слово - это также средство общения, поэтому оно входит в состав речи. Будучи лишенным значения, слово уже не

относится ни к мысли, ни к речи; обретая свое значение, оно сразу же становится органической частью и того и другого. Именно в значении слова, говорит Л.С.Выготский, завязан узел того единства, которое именуется речевым мышлением.

Однако мышление и речь имеют разные генетические корни. Первоначально они выполняли различные функции и развивались отдельно. Исходной функцией речи была коммуникативная функция. Сама речь как средство общения возникла в силу необходимости разделения и координации действий людей в процессе совместного труда. Вместе с тем при словесном общении содержание, передаваемое речью, относится к определенному классу явлений и, следовательно, уже тем самым предполагает их обобщенное отражение, т.е. факт мышления. Вместе с тем такой, например, прием общения, как указательный жест, никакого обобщения в себе не несет и поэтому к мысли не относится.

В свою очередь есть виды мышления, которые не связаны с речью, например наглядно-действенное, или практическое, мышление у животных. У маленьких детей и у высших животных обнаруживаются своеобразные средства коммуникации, не связанные с мышлением. Это выразительные движения, жесты, мимика, отражающие внутренние состояния живого существа, но не являющиеся знаком или обобщением. В филогенезе мышления и речи отчетливо вырисовывается доречевая фаза в развитии интеллекта и доинтеллектуальная фаза в развитии речи.

Л.С.Выготский полагал, что в возрасте примерно около 2 лет, т.е. в том, который Ж.Пиаже обозначил как начало следующей за сенсомоторным интеллектом стадии дооперационного мышления, в отношениях между мышлением и речью наступает критический переломный момент: речь начинает становиться интеллектуализированной, а мышление - речевым.

Признаками наступления этого перелома в развитии обеих функций являются быстрое и активное расширение ребенком своего словарного запаса (он начинает часто задавать взрослым вопрос: как это называется?) и столь же быстрое, скачкообразное увеличение коммуникативного словаря. Ребенок как бы впервые открывает для себя символическую функцию речи и обнаруживает понимание того, что за словом как средством общения на самом деле лежит обобщение, и пользуется им как для коммуникации, так и для решения задач. Одним и тем же словом он начинает называть разные предметы, и это есть прямое доказательство того, что ребенок усваивает понятия. Решая какие-либо интеллектуальные задачи, он начинает рассуждать вслух, а это, в свою

очередь, признак того, что он использует речь уже и как средство мышления, а не только общения. Практически доступным для ребенка становится значение слова как таковое.

Но эти факты есть признаки только лишь начала настоящего усвоения понятий и их использования в процессе мышления и в речи. Далее этот процесс, углубляясь, продолжается еще в течение достаточно длительного времени, вплоть до подросткового возраста. Настоящее усвоение научных понятий ребенком происходит относительно поздно, примерно к тому времени, к которому Ж.Пиаже отнес стадию формальных операций, т.е. к среднему возрасту от 11-12 до 14-15 лет. Следовательно, весь период развития понятийного мышления занимает в жизни человека около 10 лет. Все эти годы интенсивной умственной работы и учебных занятий уходят на усвоение ребенком важнейшей для развития как интеллекта, так и всех других психических функций и личности в целом категории - понятия.

Первое слово ребенка по своему значению как целая фраза. То, что взрослый выразил бы в развернутом предложении, ребенок передает одним словом. В развитии семантической (смысловой) стороны речи ребенок начинает с целого предложения и только затем переходит к использованию частых смысловых единиц, таких как отдельные слова. В начальный и конечный моменты развитие семантической и физической (звучащей) сторон речи идет разными, как бы противоположными путями. Смысловая сторона речи разрабатывается от целого к части, в то время как физическая ее сторона развивается от части к целому, от слова к предложению.

Грамматика в становлении речи ребенка несколько опережает логику. Он раньше овладевает в речи союзами «потому что», «несмотря на», «так как», «хотя», чем смысловыми высказываниями, соответствующими им. Это значит, писал Л.С.Выготский, что движение семантики и звучания слова в овладении сложными синтаксическими структурами не совпадают в развитии.

Еще более отчетливо это несовпадение выступает в функционировании развитой мысли: далеко не всегда грамматическое и логическое содержание предложения идентичны. Даже на высшем уровне развития мышления и речи, когда ребенок овладевает понятиями, происходит лишь частичное их слияние.

Очень важное значение для понимания отношения мысли к слову имеет внутренняя речь. Она в отличие от внешней речи обладает особым синтаксисом, характеризуется отрывочностью, фрагментарностью, сокращенностью. Превращение внешней речи во внутреннюю происходит по определенному закону: в ней в первую очередь сокращается подлежащее и остается сказуемое с относящимися к нему частями предложения.

Основной синтаксической характеристикой внутренней речи является предикативность. Ее примеры обнаруживаются в диалогах хорошо знающих друг друга людей, «без слов» понимающих, о чем идет речь в их «разговоре». Таким людям нет, например, никакой необходимости иногда обмениваться словами вообще, называть предмет разговора, указывать в каждом произносимом ими предложении или фразе подлежащее: оно им в большинстве случаев и так хорошо известно. Человек, размышляя во внутреннем диалоге, который, вероятно, осуществляется через внутреннюю речь, как бы общается с самим собой. Естественно, что для себя ему тем более не нужно обозначать предмет разговора.

Основной закон развития значений употребляемых ребенком в общении слов заключается в их обогащении жизненным индивидуальным смыслом. Функционируя и развиваясь в практическом мышлении и речи, слово как бы впитывает в себя все новые смыслы. В результате такой операции смысл употребляемого слова обогащается разнообразными когнитивными, эмоциональными и другими ассоциациями. Во внутренней же речи - и в этом состоит ее главная отличительная особенность - преобладание смысла над значением доведено до высшей точки. Можно сказать, что внутренняя речь в отличие от внешней имеет свернутую предикативную форму и развернутое, глубокое смысловое содержание.

Еще одной особенностью семантики внутренней речи является агглютинация, т.е. своеобразное слияние слов в одно с их существенным сокращением. Возникающее в результате слово как бы обогащается двойным или даже тройным смыслом, взятым по отдельности от каждого из двух-трех объединенных в нем слов. Так, в пределе можно дойти до слова, которое вбирает в себя смысл целого высказывания, и оно становится, как говорил Л.С.Выготский, «концентрированным сгустком смысла». Чтобы полностью перевести этот смысл в план внешней речи, пришлось бы использовать, вероятно, не одно предложение. Внутренняя речь, по-видимому, и состоит из подобного рода слов, совершенно непохожих по структуре и употреблению на те слова, которыми мы пользуемся в своей письменной и устной речи. Такую речь в силу названных ее особенностей можно рассматривать как внутренний план речевого мышления. Внутренняя речь и есть процесс мышления «чистыми значениями».

А.Н.Соколов показал, что в процессе мышления внутренняя речь представляет собой активный артикуляционный, несознаваемый процесс, беспрепятственное течение которого очень важно для реализации тех психологических функций, в которых внутренняя речь принимает участие 1 . В результате его опытов со взрослыми, где в процессе восприятия текста или решения арифметической задачи им предлагалось одновременно вслух читать хорошо выученные стихи или произносить одни и те же простые слоги (например, «ба-ба» или «ля-ля»), было установлено, что как восприятие текстов, так и решение умственных задач серьезно затрудняются при отсутствии внутренней речи. При восприятии текстов в данном случае запоминались лишь отдельные слова, а их смысл не улавливался. Это означает, что мышление в ходе чтения присутствует и обязательно предполагает внутреннюю, скрытую от сознания работу артикуляционного аппарата, переводящего воспринимаемые значения в смыслы, из которых, собственно, и состоит внутренняя речь.

Еще более показательными, чем со взрослыми испытуемыми, оказались подобные опыты, проведенные с младшими школьниками. У них даже простая механическая задержка артикуляции в процессе умственной работы (зажимание языка зубами) вызывала серьезные затруднения в чтении и понимании текста и приводила к грубым ошибкам в письме.

Письменный текст - это наиболее развернутое речевое высказывание, предполагающее весьма длительный и сложньш путь умственной работы по переводу смысла в значение. На практике этот перевод, как показал А.Н.Соколов, также осуществляется с помощью скрытого от сознательного контроля активного процесса, связанного с работой артикуляционного аппарата.

Промежуточное положение между внешней и внутренней речью занимает эгоцентрическая речь. Это речь, направленная не на партнера по общению, а на себя, не рассчитанная и не предполагающая какой-либо обратной реакции со стороны другого человека, присутствующего в данный момент и находящегося рядом с говорящим. Эта речь особенно заметна у детей среднего дошкольного возраста, когда они играют и как бы разговаривают сами с собой в процессе игры.

Элементы этой речи можно встретить и у взрослого, который, решая сложную интеллектуальную задачу, размышляя вслух,

произносит в процессе работы какие-то фразы, понятные только ему самому, по-видимому, обращенные к другому, но не предполагающие обязательного ответа с его стороны. Эгоцентрическая речь - это речь-размышление, обслуживающая не столько общение, сколько само мышление. Она выступает как внешняя по форме и внутренняя по своей психологической функции. Имея свои исходные корни во внешней диалогической речи, она в конечном счете перерастает во внутреннюю. При возникновении затруднений в деятельности человека активность его эгоцентрической речи возрастает.

При переходе внешней речи во внутреннюю эгоцентрическая речь постепенно исчезает. На убывание ее внешних проявлений следует смотреть, как считал Л.С.Выготский, как на усиливающуюся абстракцию мысли от звуковой стороны речи, что свойственно речи внутренней. Ему возражал Ж.Пиаже, который полагал, что эгоцентрическая речь - это рудиментарная, пережиточная форма речи, перерастающая из внутренней во внешнюю. В самой такой речи он видел проявление несоци-ализированности, аутизма мысли ребенка. Постепенное исчезновение эгоцентрической речи было для него признаком приобретения мыслью ребенка тех качеств, которыми обладает логическое мышление взрослого. Спустя много лет, познакомившись с контраргументами Л.С.Выготского, Ж.Пиаже признал правильность его позиции.

До сих пор мы говорили о развитии речевого мышления, т.е. той формы интеллектуализированной речи, которая рано или поздно в конечном счете превращается в мысль. Мы убедились в том, что мышление в своем развитии имеет собственные, независимые от речи истоки и" следует собственным законам в течение длительного периода времени, пока мысль не вливается в речь, а последняя не становится интеллектуализированной, т.е. понятнꛤй. Мы также знаем, что даже на самых высоких уровнях своего развития речь и мышление не совпадают полностью. Это означает, что свои корни и законы онтогенетического развития должны быть и у речи. Рассмотрим некоторые из них.

Опыт исследования процесса речевого развития у детей, принадлежащих разным народам, странам, культурам и нациям, показывает, что, несмотря на то, что различия в структуре и содержании современных языков разительны, в целом процесс усвоения ребенком своей родной речи везде идет по общим законам. Так, например, дети всех стран и народов с

удивительной легкостью усваивают в детстве язык и овладевают речью, причем этот процесс у них начинается и завершается примерно в одно и то же время, проходя одинаковые стадии. К возрасту около 1 года все дети начинают произносить отдельные слова. Около 2 лет от роду ребенок уже говорит двух-трехсловными предложениями. Примерно к 4 годам все дети оказываются в состоянии разговаривать достаточно свободно.

Одногодовалые дети имеют обычно уже довольно богатый опыт взаимодействия с окружающей действительностью. У них есть четкие представления о своих родителях, об окружающей обстановке, о пище, об игрушках, с которыми они играют. Еще задолго до того, как дети практически начинают пользоваться речью, их образный мир имеет уже представления, соответствующие усваиваемым словам. В таких подготовленных предыдущим опытом социализации условиях для овладения речью ребенку остается сделать не так уж много: мысленно связать имеющиеся у него представления и образы действительности с сочетаниями звуков, соответствующими отдельными словами. Сами эти звуковые сочетания к однолетнему возрасту также уже неплохо известны ребенку: ведь он их неоднократно слышал от взрослого.

Следующий этап речевого развития приходится на возраст примерно 1,5-2,5 года. На этом этапе дети обучаются комбинировать слова, объединять их в небольшие фразы (двух-трех-словные), причем от использования таких фраз до составления целых предложений они прогрессируют довольно быстро.

После двух-трехсловных фраз ребенок переходит к употреблению других частей речи, к построению предложений в соответствии с правилами грамматики. На предыдущем и данном этапах речевого развития существуют три пути усвоения языка и дальнейшего совершенствования речи на этой основе: подражание взрослым и другим окружающим людям; формирование условнорефлекторных, ассоциативных по своей природе связей между образами предметов, действиями, воспринимаемыми явлениями и соответствующими словами или словосочетаниями; постановка и проверка гипотез о связи слова и образа эмпирическим путем (так называемое операн-тное обусловливание). К этому следует добавить и своеобразную детскую речевую изобретательность, проявляющуюся в том, что ребенок вдруг совершенно самостоятельно по собственной инициативе начинает придумывать новые слова,

произносить такие фразы, которые от взрослого он никогда не слышал.

Темы и вопросы для обсуждения на семинарах

Т е м а 1. Речь и ее функции.

1. Речь как средство общения и обобщения.

2. Виды речи и их назначение.

3. Слово как понятие.

4. Значение и смысл слова.

5. Теории усвоения языка и развития речи.

Т е м а 2. Речь как средство общения.

1. Обмен информацией между живыми существами - первоначальная функция речи.

2. Общение животных (человекообразных обезьян) между собой.

3. Отличие речи человека от речи животных.

4. Проблема врожденности или приобретенности способности человека к усвоению и пользованию речью.

5. Опыт обучения животных человеческой речи.

Т е м а 3. Речь как инструмент мышления.

1. Неразрывная связь мысли и слова.

3. Экспериментальное доказательство существования и роли внутренней речи в мышлении.

4. Начальный период развития мышления у ребенка.

Т е м а 4. Соотношение мышления и речи.

1. Значение слова как единицы мышления и речи.

2. Внутренняя речь и ее особенности.

3. Эгоцентрическая речь. Дискуссия Л.С.Выготского и Ж.Пиаже.

4. Раздельное и общее в развитии мышления и речи.

Темы для рефератов

1. Виды и функции речи.

2. Коммуникативная речь у животных.

3. Понятие внутренней речи.

4. Феномен эгоцентрической речи.

Темы для самостоятельной исследовательской работы

1. Теория развития языка и речи.

2. Отличие речи человека как средства общения от речи животных.

3. Соотношение речи и мышления.

4. Развитие речи и мышления.

ЛИТЕРАТУРА

Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6 т. - Т. 3. - М.,

1983. (Развитие устной речи. Предыстория письменной речи: 164- 200. Развитие речи и мышления: 254-273.)

Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6 т. - Т. 2. - М.,

1982. (Мышление и речь: 5-361.)

Выготский Л.С. Собрание сочинений: В 6 т. - Т. 6. - М.,

1984. (Речь и практическое мышление: 6-37.)

Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. - М., 1982. (Фонема в языке и речи: 20-28, 33-43. Сенсорика и язык: 117- 154.)

Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения: В 2 т. - Т. 1. - М., 1983. (Психологическое исследование речи: 65-75.)

Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. Введение в психологию. - М., 1974. (Язык: 420-441.)

Лурия А.Р. Язык и сознание. - М., 1979. (Проблема языка и сознания: 11-30. Слово и его семантическое строение: 31-50. Развитие значения слов в онтогенезе: 51-66. Развитие понятий и методы их исследования: 67-114. Роль речи в протекании психических процессов. Регулирующая функция речи и ее развитие: 115- 134. Внутренняя речь и ее мозговая организация: 135 - 147. Сложные формы речевого высказывания. Парадигматические компоненты в синтагматических структурах: 165-186. Развернутое речевое сообщение и его порождение: 187-202. Основные формы речевого высказывания. Устная (диалогическая и монологическая) и письменная речь: 203-216. Понимание компонентов речевого высказывания. Слово и предложение: 217-234. Понимание смысла сложного сообщения. Текст и подтекст: 235-250.)

Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии: В 2 т. - Т. 1. - М., 1989. (Речь: 442-460.)

Ушакова Т.Н. и др. Речь человека в общении. - М., 1989. (Речь как объект психологического исследования: 10-60.)

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Все три компонента внутренней речи (в широком ее понимании) тесно взаимосвязаны и могут участвовать в одном и том же акте речемыслительной деятельности.

§ 3. Кодовые единицы внутренней речи. Теория Н.И. Жинкина об особых кодах внутренней речи

Концептуальное положение Л.С. Выготского (1934) и АН. Соколова (1968) о наличии вербальных и невербальных компонентов в «языке» внутренней речи получило свое отражение и развитие в подлинно новаторской теории Н.И. Жинкина об особых кодах внутренней речи (76, 79, 81 и др.).

Проблема соотношения мышления и языка как средства осуществления речевой деятельности впервые достаточно подробно была рассмотрена Н.И. Жинкиным в его широко известной работе «О кодовых переходах во внутренней речи» (76). Автор указывает, что концепцию полного совпадения языка и мышления фактически подтвердить не удалось, так как «структура суждения как единица мышления не совпадает со структурой предложения как единицей языка» (76, с. 27). В результате проблема соотношения мышления и языка продолжала оставаться нерешенной. Для решения проблемы И.И. Жинкин предложил привлечь экстралингвистическую область определяя процесс мышления как явление психологическое, исследовать, в какой форме зарождается у человека мысль и как она реализуется в речи (76, 78).

В своей концепции Н.И. Жинкин как базовую использует категорию-понятие «код». По Н.И. Жинкину, «кодом можно назвать знаковую систему обозначений. С этой точки зрения язык – это код». Но кодом можно считать и «систему материальных сигналов», в которых может быть реализован язык (сигналов слышимых, видимых, осязаемых, речедвигательных). С этой точки зрения, возможен переход от одного кода к другому. Изучая коды реализации натурального языка (речедвигательный, речеслуховой, фонемный, морфемный, словесный и др.),141
Подробнее об основных кодах языка см. в работах Н.И. Жинкина «Механизмы речи» (1958) и «Речь как проводник информации» (1982).

Н.И. Жинкин поставил целью своих исследований «в круговороте кодовых переходов... найти самое неясное, самое неуловимое звено – человеческую мысль, внутреннюю речь» (76, с. 23). Экспериментальные исследования автора были направлены на решение вопроса о том, «реализуется ли мышление только в речедвигательном коде или существует другой код, не связанный непосредственно с формами натурального языка» (там же, с. 27). С этой целью Н.И. Жинкиным была использована методика центральных речевых помех, позволяющая осуществлять торможение речедвижений в процессе внутренней речи, являющейся, по мнению автора, «центральным звеном» переработки словесных сообщений и областью кодовых переходов. Результаты эксперимента подтвердили его гипотезу о возможности несловесного мышления, в случаях, когда происходит переход с языкового на особый код внутренней речи, названный автором «предметно-схемным кодом» (76).

Н.И. Жинкин характеризует этот код («код образов и схем») как непроизносимый, в котором отсутствуют материальные признаки слов натурального языка и где обозначаемое является вместе с тем и знаком. Такой предметный код, по Н.И. Жинкину, представляет собой универсальный язык, с помощью которого возможны переводы содержания речи на все другие языки. Автор приходит к выводу, что «язык внутренней речи свободен от избыточности, свойственной всем натуральным языкам», во внутренней речи смысловые связи «предметны, а не формальны» (они отображаются образами-представлениями, а не языковым знаком). Таким образом, механизм человеческого мышления реализуется в двух противостоящих динамических звеньях – предметно-изобразительном коде (внутренняя речь) и речедвигательном коде (внешняя экспрессивная речь). Применение натурального языка, по мнению Н.И. Жинкина, возможно только через фазу внутренней речи: «Без изобразительного языка внутренней речи был бы невозможен никакой натуральный язык, но и без натурального языка деятельность внутренней речи бессмысленна» (76, с. 36). Процесс мышления автор определяет как сложное взаимодействие внутреннего, субъективного языка и натурального, объективного.

Предложенная Н.И. Жинкиным теоретическая концепция механизмов внутренней речи нашла свое продолжение в его последней работе – «Речь как проводник информации» (1982).

Предметом исследования в ней является проблема взаимодействия между тремя кодами, сложившимися под влиянием потребностей коммуникации в единую саморегулирующуюся систему – язык, речь, интеллект, структура центрального звена этого взаимодействия – внутренняя речь, а также то, как складывается эта система в онтогенезе. Н.И. Жинкин отмечает, что вещи и события, которые воспринимает человек, представляют собой некую реальную целостность, доступную познанию при взаимодействии сенсорных устройств. Еще до появления речи маленький человек видит вещи, двигается среди них, слушает и осязает – словом, накапливает в памяти сенсорную информацию, которая поступает в анализаторы. Это субъективный опыт, недостаточный для полезного воздействия на окружающую действительность. Вот почему у человека должна сформироваться речевая коммуникация, которая является неотъемлемым свойством человеческого интеллекта и его потребностью. Языком и речью управляет интеллект. Но интеллект, по выражению Н.И. Жинкина, «не понимает речи». Он вырабатывает понятия, суждения, делает умозаключения и выводы с тем, чтобы отобразить действительность. Все эти операции не зависят от того, на каком языке говорит человек. Интеллект оставляет за собой только самую общую функцию управления речью: он кодирует информацию. «Противопоставленность дискретных кодов языка „языкам интеллекта“ породила смешанный код – внутреннюю речь, которую нужно рассматривать как универсальный предметный код, ставший посредником не только между языком и интеллектом, между устной и письменной речью, но и между национальными языками» (81, с. 18). Внутренняя речь, согласно Н.И. Жинкину, «не обладает набором стандартных грамматических правил и даже алфавитом лексики. Она не является ни строго дискретной, ни целиком аналоговой. В ней могут появиться... пространственные схемы, наглядные представления, отголоски интонации, отдельные слова и т. п.» (там же, с. 92). Этот субъективный язык не осознается говорящим, это язык-посредник, при участии которого замысел переводится на общедоступный язык. Внутренняя речь может применять любые сенсорные знаки, и главным образом такие, которые выдает память в зависимости от условий запечатления предметов, их связей и отношений, включая и схемы этих отношений. На этом языковом поле «встречаются» все анализаторы – зрительный, слуховой, двигательный и др. (81, с. 143). Таким образом, Н.И. Жинкин в этой работе определяет код внутренней речи более широко: не как чисто предметно-схемный код, а как «смешанный» – предметно-схемный и языковой код, включающий наряду с образами-представлениями и отдельные (в ряде случаев – трансформированные, преобразованные) элементы языкового кода. Это полностью снимает «противоречия» в интерпретации единиц внутренней речи между теоретической концепцией данного автора и «базовой» теорией внутренней речи Л.С. Выготского, а также сближает теоретические позиции Н.И. Жинкина с научными взглядами А.А. Леонтьева, Т.В. Ахутиной, Т.Н. Ушаковой и других исследователей (12, 118, 224).

Согласно теории Н.И. Жинкина, в ходе «речевого онтогенеза» у человека происходит формирование двух языков: внешнего, коммуникативного, и внутреннего, «молчаливого». Во внутреннем языке отображается «сенсорный континуум» окружающей человека действительности. «Сенсорика» (сенсорное восприятие) и интеллект работают совместно, «от сенсорики начинается вход в интеллект, а от интеллекта через язык и речь идет выход информации о действительности для понимания ее другими людьми» (81, с. 123). В связи с этим Н.И. Жинкин вводит в «научное обращение» категорию-понятие «универсальный предметный код» (код УПК), который он определяет как «стык речи и интеллекта». Здесь, во внутренней речи, на основе задействования кода УПК и смешанного образно-предметного и языкового кода и «совершается перевод мысли на язык человека». Согласно взглядам Н.И. Жинкина, универсальный предметный код сложился в опыте поколений, его правила являются общими и одинаковыми для всех людей, что и обеспечивает «переводимость» речевой деятельности с одного языка на другой. Этот код – система «логических правил» отображения в сознании человека (посредством внутренней речи) окружающей его действительности, правил, на основе которых возникают смысловые связи, отображаемые затем в речевых высказываниях внешней речи (79, 81).

Согласно теории Н.И. Жинкина, внутренняя речь не только прокладывает путь от интеллекта к действительности, но и является «мостом», обеспечивающим взаимопонимание людей в процессе коммуникации, так как в ее смешанном предметном коде происходит преобразование непосредственно мыслимого содержания действительности в знаки речи и наоборот. Другими словами, внутренняя речь (и прежде всего код УПК) – «это язык управляющий, регулирующий не только „молчаливые“ движения собственного тела, но и замыслы для коммуникации с партнером» (81, с. 120). К сожалению, подлинно новаторская в научном плане теоретическая концепция Н.И. Жинкина об универсальном предметном коде внутренней речи в труде «Речь как проводник информации» (опубликованном спустя несколько лет после ухода из жизни этого замечательного ученого) представлена в самом первоначальном варианте, в форме рабочей гипотезы. Между тем представленные в этой книге глубокий научный взгляд на проблему «феномена» внутренней речи как «инструмента» человеческого мышления, научно обоснованная интерпретация речевой деятельности как деятельности в подлинном смысле речемыслительной имеют принципиально важное значение с точки зрения дальнейших перспектив развития психолингвистики (как в теоретическом, так и прикладном аспекте). В связи с этим остановимся более подробно на психолингвистической интерпретации единиц универсального предметного кода внутренней речи, определенного Н.И. Жинкиным как самостоятельный предмет научного исследования.

Начнем с одного из «базовых» – идентификационных кодов, а именно с кода:

(I) Ob. – N («объект» – «номен» /имя, название/ объекта). Этот код определяет следующую особенность «предметного» восприятия: человек, в достаточной степени овладевший уже речевой деятельностью (а следовательно, и знаками языка), всегда воспринимает и идентифицирует («узнает») любой объект (предмет, явление) осознанно; идентификация предмета происходит не только на основе соотнесения воспринимаемого с сенсорным образом – «эталоном» данного предмета, хранящимся в памяти, но и на основе одновременной актуализации его «имени» (вербального обозначения).

В перцептивной деятельности человека используется и «базовый» код Ob. – Stand. Ob. («чувственно воспринимаемый» объект – эталонный образ объекта), который, вероятно, присутствует и в перцептивно-«аналитической» психической деятельности животных. Однако у человека, в отличие от животных, он не используется «избирательно», вне связи с указанным выше кодом УПК.142
Актуализация в аналитико-синтетической перцептивной деятельности этого кода инициирует актуализацию соответствующего «знакового» кода УПК, в который он, вероятнее всего, и «трансформируется».

Мысленное «обозначение» воспринимаемого предмета (даже если соответствующий словесный знак не воспроизводится во внутренней речи, т. е. предмет, по выражению Л.С. Выготского, просто «мыслится человеком») принципиальным образом отличает перцептивную деятельность человека от процесса восприятия у высших животных, превращая его в психическую деятельность гораздо более «высокого порядка». Языковой знак (в данном случае – «номен»), пусть даже не воспроизводимый в УПК в полной языковой форме и включенный в предметный обобщенный образ-представление, обладает «значением» и, следовательно, не «формально», «фотографически», а обобщенно отражает чувственно воспринимаемый предмет. Значение слова как знака языка (как это было показано в предыдущих разделах данного пособия) вбирает в себя отражение наиболее существенных признаков, свойств обозначаемого предмета; оно же одновременно обозначает и предметную категорию, к которой относится данный предмет; оно, наконец, включает целое «семантическое поле», всю потенциальную систему связей и отношений обозначаемого объекта с другими предметами окружающей действительности. Соответственно, при «осознанном» восприятии предмета вместе с его именем актуализируется (частично или полностью) и образ-понятие о данном предмете, а сам предмет тут же включается в пространственно-понятийную, временную, причинно-следственную «сетку координат» специфически человеческого восприятия окружающего предметного мира. Таким образом, если у животных процесс идентификации воспринимаемого предмета предполагает актуализацию предшествующего чувственного опыта (основанного на взаимодействии с данным предметом), то у человека этот перцептивный мыслительный процесс предполагает актуализацию, помимо чувственного, несоизмеримо более богатого «социального опыта» взаимодействия людей с окружающим их предметным миром, опыта, «зафиксированного» в «семантических» знаках языка.

Разумеется, процесс мысленного анализа воспринимаемого предмета и его включение в систему межпредметных связей и отношений не исчерпывается его идентификацией («узнаванием») в форме «номинации». Этот процесс является гораздо более сложным, и осуществляется он на основе использования других кодов УПК. Приведем некоторые из них.

(II) Ob. – Ad. (1 + n)143
Это простая формула обозначает число одновременно выделяемых и идентифицируемых признаков (свойств) предмета.

(«объект» – признак /свойство объекта). Этот код характеризует следующую особенность специфически человеческого восприятия: любой предмет (явление) окружающей действительности никогда не воспринимается в «отрыве» от его наиболее существенного признака (или сразу нескольких важнейших признаков, свойств, качеств), который(ые) выделяются («опознаются») одновременно с опознаванием (идентификацией) предмета. Данные такого целенаправленного и дифференцированного восприятия отображаются и «фиксируются» во внутренней речи посредством указанного выше кода.

На основе выделения основных, наиболее существенных признаков предмета человек очень быстро (иногда – в кратчайший промежуток времени) «выходит» на определение его функционального назначениия и опознаваемый предмет в дальнейшем анализируется на основе использования кода:

(III) Ob. – Fn. (1 + n). Таким образом, любой воспринимаемый объект (предмет, явление) в «контексте» дифференцированного восприятия окончательно идентифицируется с учетом его основных функций (или применительно к явлению - основных его специфических проявлений). Так, например, дверь как объект восприятия идентифицируется и воспринимается нами как предмет, разделяющий между собой два пространственных континииума или как вход в какое-либо помещение, здание и т. д.; анализ свойств и качеств данного предмета осуществляется на основе его основной функции: «закрыть – открыть „проход“ из одного пространственного месторасположения субъекта действия в другое.

Одной из важнейших специфических особенностей перцептивной деятельности человека, опосредованной процессом мышления, является то, что любой объект окружающего нас предметного мира воспринимается человеком не «изолированно»; он не «вычленяется» (во всяком случае, полностью) из системы межпредметных связей и соотношений, чтобы потом (будучи уже идентифицированным) быть включенным в «рамки» этих отношений. Любой предмет воспринимается и анализируется человеком сразу в «контексте» целостной предметной ситуации или какой-либо ее составной части. Другими словами, осознанное, дифференцированное восприятие предмета осуществляется человеком одновременно с выделением в рамках воспринимаемой предметной ситуации других предметов, «сопряженных» с данным, непосредственно с ним «соположенных» (например, в пределах одного пространственного континуума). Так, к примеру, та же дверь между комнатами воспринимается нами в общем пространственном континууме данной комнаты и «соотносится» с другими окружающими ее предметами.

Такой вариант анализа данных дифференцированного восприятия во внутренней речемыслительной деятельности человека может быть отображен следующим кодом: (IV) Оb1 – Оb.2 (1 + + n) – код «объектно-объектных соотношений» или, по-другому, код, определяющий характер взаимодействия анализируемого объекта с другими объектами. Этот общий код может быть реализован во внутренней речи в различных вариантах, в зависимости от характера отображаемых межпредметных связей и отношений. Среди этих вариантов основного кода можно указать следующие:

(a) Ob. j ** Ob.2 (1 + n) (код «объектно-объектных взаимодействий», в том числе взаимодействий «физической» природы); его варианты: ОЬч -> ОЬ.2 (1 + „ч (код, обозначающий воздействие данного объекта на другие) и Ob.j

Если один из взаимодействующих предметов воспринимаемой предметной ситуации идентифицируется нами (на основе анализа его основных признаков) как живое существо, способное к осуществлению целенаправленной деятельности, то его дальнейший анализ проводится с использованием «нового» кода УПК:

(V) S – Ob. (1 + п) (код «субъектно-объектных отношений»);

При этом во внутренней речемыслительной деятельности происходит мгновенный переход от одного кода к другому: ОЬч – Ob.2 – s – Ob.

Этот «последующий» анализ предмета уже как «субъекта действия» в свою очередь включает: определение способа воздействия субъекта на объект (то есть идентификация самого действия субъекта), которое во внутренней речи отображается кодом: S – Р («субъект» – «предикат») /или – в другой интерпретации: Ag. – Act. («агенс» – «действие»); определение характера воздействия (того, как действие субъекта влияет на данный объект), отображает код: Р -? Ob. На основе «соединения» этих двух кодов создается общий «базовый» код отображения «субъектно-объектных» отношений:

(VI) S – Р – Ob., который полностью соответствует широко известной из многих научных работ по структурной лингвистике и психолингвистике (12, 13, 227 и др.) схеме, отображающей «структурно-семантические элементы» «базовой» модели предложения (отдельного речевого высказывания). Этот код УПК выступает как универсальный кодовый элемент для отображения всех вариантов субъектно-объектных отношений в контексте любой предметно-событийной ситуации, возникающей в рамках того или иного события окружающей нас действительности. В зависимости от специфических особенностей отображаемого в речи фрагмента окружающего нас мира этот «базовый» вариант кода может варьироваться в достаточно широких пределах (использоваться в сокращенном или развернутом, «детализированном» виде, в «инверсионном» варианте и т. д.); характер его возможных «трансформаций», на наш взгляд, достаточно полно отображается моделями преобразования («трансформации») семантико-синтаксической структуры «исходной» грамматической конструкции предложения, представленными в концепции «трансформационной грамматики» Н. Хомского (238 и др.).

Таким образом, воспринимаемый объект, если он выступает как активное «действующее лицо», т. е. как «субъект действия», анализируется нами в рамках общей предметно-событийной ситуации, центральным звеном («центром») которой и является. Вариант такого, более детального анализа предметно-событийной ситуации может быть отображен следующим вариантом предметно-схемного кода:

где Ad. – элемент кода, характеризующий предмет, объект и само действие; PL, Т и Inst. – элементы, отображающие место, время и способ (средства) осуществления действия.

Если предметно-событийная ситуация должна быть отображена в речевом сообщении, развернутый «субъектно-объектный» код используется как инструмент внутреннего программирования речевого высказывания (РВ). На этапе лексико-грамматического структурирования процесса порождения РВ элементы смысловой программы («смысловые звенья»), соответствующие «смысловым узлам» кода УПК на приведенной выше схеме, обозначаются языковыми знаками (словами и целыми словосочетаниями) внешней речи. Пространственная схема элементов кода может также претерпевать изменения в зависимости от выбранной модели синтаксической конструкции предложения и способа актуального членения высказывания. Таким образом, указанный общий «субъектно-объектный» код УПК может рассматриваться в качестве центрального звена, связующего процессы внутренней и внешней речи и обеспечивающего переход от внутреннего субъективного («семантического») кода, определяющего содержание и структуру речевого высказывания, на код языка внешней речи. Представленными выше вариантами, конечно, не исчерпывается многообразие элементов универсального предметного кода.144
Представленные здесь возможные варианты кода УПК следует отнести к «базовым», основообразующим элементам этого кода.

Достаточно разнообразные по своему характеру условно-наглядные схемы, используемые учеными-психолингвистами для отображения процесса внутреннего программирования речевых высказываний, в частности, схемы «глубинной» синтаксической структуры» предложения, «первичной семантической записи» и «денотативной схемы» высказывания, «дерева (смысловых) отношений» (133, 147, 227), на наш взгляд, могут рассматриваться и как «графические» варианты кодов УПК.

Как отмечалось выше, коды УПК отображают способы специфически человеческого восприятия и анализа окружающего мира. Однако эти коды вовсе не представляют собой простое, «формальное» отображение способов познавательной деятельности (в форме каких-то искусственно созданных условно-наглядных схем, используемых учеными для анализа перцептивной деятельности человека). Эти коды являются обязательными компонентами внутренней речемыслительной деятельности человека, поскольку именно с ее помощью осуществляется прием и переработка данных чувственного восприятия, их анализ и обобщение. Исходя из этого, к числу основных задач коррекционной педагогической работы относится целенаправленное формирование у обучающихся универсальных способов перцептивного восприятия окружающего предметного мира, навыков дифференцированного анализа каждого воспринимаемого объекта окружающей действительности (на основе использования сначала внешней развернутой, а затем и внутренней речи), формирование самой внутренней речи путем развития и совершенствования внешней – «описательно-оценочной» и «анализирующей» речи (монолог-описание, рассуждение, монолог-умозаключение и т. д.).

Внутренняя речь занимает центральное место и в речевой деятельности как средстве общения. Без внутренней речи нет внешней речи. Еще Л.С. Выготский указывал на то, что «говорение требует перехода из внутреннего плана во внешний, а понимание предполагает обратное движение – от внешнего плана речи к внутреннему» (45, с. 313). Внутренняя речь, согласно Л.С. Выготскому, играет роль «мысленного черновика» при письме и устной речи, причем «переход от внутренней речи к внешней представляет собой не прямой перевод с одного языка на другой... не простую вокализацию внутренней речи, а переструктурирование речи» (там же, 353). Прямой переход от мысли к слову невозможен, поскольку «то, что в мысли содержится симультанно, в речи развертывается сукцессивно» (там же, с. 356). Этот переход от мысли к слову, как уже было сказано ранее, происходит именно с помощью внутренней речи.

Роль внутренней речи в процессе порождения и понимания внешнего речевого высказывания исследовалась в работах А. Р. Лурии, А.А. Леонтьева, Н.И. Жинкина и других отечественных исследователей.

А.Р. Лурия определял процесс формирования речевого высказывания как «психологический путь от мысли через внутреннюю схему высказывания и внутреннюю речь к развернутой внешней речи» (146, с. 187). Процесс восприятия и понимания речевого высказывания, по А.Р. Лурии, «начинается с восприятия развернутой речи собеседника и через ряд ступеней переходит к выделению существенной мысли, а затем и всего смысла воспринимаемого высказывания» (там же, с. 187).

На каком-то этапе порождения речевого высказывания оно (высказывание) формируется во внутренней речи. А.Р. Лурия считает, что таковым является этап превращения первичной «семантической записи» (или «симультанной семантической схемы») в «сукцессивно развертывающееся, последовательно организованное речевое высказывание» (146, с. 195). На этом этапе внутренний смысл переводится в систему развернутых синтаксически организованных речевых значений. Этот сложный процесс перекодирования существенно нарушается, когда при некоторых мозговых поражениях страдает внутренняя речь и возникает т. н. динамическая афазия. При этом возникающий у человека исходный замысел не может перейти в плавное, синтаксически организованное речевое высказывание, а внешняя речь приобретает характер «телеграфного стиля».

Помимо развертывания исходной семантической схемы, на этапе внутренней речи, как указывает А.Р. Лурия, осуществляется постоянный контроль за протеканием всплывающих компонентов высказывания, а в сложных случаях – сознательный выбор нужных компонентов.

Необходимо отметить, что А.Р. Лурия считал внутреннюю речь обязательным этапом реализации монологической внешней речи, на котором при помощи своей внутренней речи человек формулирует замысел, определяет подбор формулировок и превращает их в дальнейшем во внешнее развернутое высказывание. Это подтверждается и тем, что формирование монологической речи в онтогенезе происходит в том же возрасте, что и формирование внутренней речи. В диалогической же речи внутриречевой этап, по мнению А. Р. Лурии, не является строго обязательным (148).

А.А. Леонтьев выделяет следующие этапы формирования внутреннеречевой программы высказывания: (а) перевод данных восприятия в последовательность элементов предметно-схемного кода; (б) «атрибуция» («приписывание») некоторых признаков элементам предметно-схемного кода (первичная предикация); (в) собственно предикация (возможное дополнение программы «вербальным компонентом»); (г) факультативный этап – атрибуция некоторых признаков высказывания в целом. На основе внутреннеречевой программы составляется моторная программа высказывания через операции отбора и комбинирования слов по значению и звучанию (118, 119).

Многие исследователи (Л.С. Выготский, АН. Соколов, Н.И. Жинкин и др.) подчеркивали особое значение внутриречевого звена в реализации письменной речи, исходя, в частности, из ее максимальной развернутости. Этому виду речевой деятельности просто необходим, по выражению Л. С. Выготского, «мысленный черновик». АН. Соколов подчеркивает значение внутреннего проговаривания при составлении письменного текста: «При этом происходит упреждение предстоящего написания текста как в отношении нормативного согласования и управления с последующими словами, так и в отношении логической последовательности содержания» (205, с. 57). Очень важным фактором является интонационное членение текста во внутренней речи – как для «определения синтаксической структуры», так и «всего стиля текста». Особенно большое значение внутреннее проговаривание слов имеет при формировании навыков правописания русских орфограмм, не контролируемых орфографическими правилами (например, при усвоении правописания непроверяемых безударных гласных слова). В дальнейшем при развитии навыков письменной речи необходимость в послоговом проговаривании исчезает и появляется лишь при затруднениях.

Огромную роль играет внутренняя речь в речевых процессах слушания и чтения. Восприятие и понимание внешней речи – процесс, обратный процессу речепорождения; центральным звеном переработки словесных сообщений в нем также является внутренняя речь. Код, с помощью которого человек кодирует и декодирует речевое сообщение, – один и тот же. Это универсальный предметный код и смешанный образно-языковой код. Н.И. Жинкин представляет процесс приема речи как преобразование ее с помощью универсального предметного кода «в модель отрезка действительности». «Возникает денотат,145
Эта категория, по-видимому, употреблена здесь в значении «образ-представление предмета» в сознании человека. (Прим. авт. В.Г.).

Учет которого соответствует акту понимания» (81, с. 80). Отрезок текста понят, если возникший у принимающего денотат соответствует аналогичному денотату в замысле говорящего. Таким образом, принимаемый текст всегда переводится на внутреннюю речь, где и происходит идентификация денотата.

Слушающий, как отмечает Н.И. Жинкин, совершает двойную работу: он слышит передаваемый ему текст и вместе с тем производит его смысловое сжатие. То же делает говорящий в обратной операции – он составляет и «произносит» текст и в то же время развертывает его сжатый задуманный замысел.

Приведем полностью положение Н.И. Жинкина о роли внутренней речи в процессе понимания текста: «Во внутренней речи текст сжимается в концепт (представление), содержащий смысловой сгусток всего текстового отрезка. Концепт хранится в долговременной памяти и может быть восстановлен в словах, не совпадающих буквально с воспринятыми, но таких, в которых интегрирован тот же смысл, который содержался в лексическом интеграле полученного высказывания» (81, с. 84). Это в полной мере относится как к устной (слушание), так и к письменной (чтение) речи.

Таким образом, внутренняя речь играет важнейшую роль – роль центрального звена в процессе порождения и восприятия всех видов устной речи, т. е. активно участвует в акте коммуникации. Не случайно поэтому, что некоторые исследователи определяют внутреннюю речь как «главное средство опосредствования» всех остальных видов и форм речи (13, 95 и др.).

Знания, полученные при изучении «феномена» внутренней речи студентами – будущими коррекционными педагогами и психологами, имеют не только сугубо познавательное значение, они могут и должны максимально использоваться ими в процессе профессиональной деятельности.

Отметим значение данных теоретического и экспериментального изучения внутренней речи для методического обеспечения коррекционной логопедической работы, в частности, в аспекте диагностики и психолого-педагогической коррекции расстройств внутренней речи при моторной и сенсорной афазии у взрослых, моторной и сенсорной алалии – у детей. Некоторые афазиологи и логопеды считают, что нет афазий без расстройств внутренней речи (13, 158, 244). С ними солидарны и психологи. Так, А.Н. Соколов считает, что нарушения внутренней речи отмечаются при всех более или менее выраженных формах афазий. Больные, страдающие афазией, лучше понимают и запоминают читаемое вслух, что указывает на важнейшую роль речевых кинестетических импульсов при выполнении мыслительных операций (205). Восстановительная работа с такими больными должна строиться на базе речевых операций, совершаемых в громкой речи с последующим переходом к внутреннему выполнению их про себя. При этом «происходит как бы врастание схемы внешних речевых операций во внутренний речевой план, на основе которого в дальнейшем осуществляются развернутые устные и письменные высказывания, как это всегда наблюдается при нормальном функционировании внутренней речи» (205, с. 54). Приведенный методический прием заключается, по существу, в формировании внутренней речи «заново» на основе «вновь воспроизводимой» эгоцентрической речи (49, 244).

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Биография

Николай Иванович Жинкин (1893 -- 1979) -- отечественный психолог, представитель Московской психолингвистической школы, получивший мировое признание; доктор педагогических наук; преподаватель ВГИК (1929--1947), МГУ (1932); действительный член Государственной Академии художественных наук (1923), председатель психологической секции Научного совета по кибернетике Академии наук.

Он работал над проблемами соотношения речи, языка и мышления, речевой деятельности и зарождения речевой реакции у ребенка. Среди его многочисленных трудов выделяются имеющие первостепенную значимость работы: «Механизмы речи» (1958), «О кодовых переходах во внутренней речи» (1964), «Речь как проводник информации» (1982) - первоначально рукопись называлась «Речь как проводник информации, оптимизирующей работу интеллекта».

Николай Иванович под языком понимал «совокупность средств, необходимых для того, чтобы перерабатывать и передавать информацию», так как «язык связал интеллект с восприятием», а «смысловой аспект восприятия особенно бросается в глаза при приеме речи». Н.И. Жинкин подчеркивает, что «у человека интеллект и язык усиливают друг друга. Это комплементарные звенья одного механизма. Без интеллекта нет языка, но и без языка нет интеллекта».

Язык как самостоятельная система, обладающая собственной структурой, является средством реализации речевого процесса. Язык и речь тесно связаны, речь -- это сфера функционирования языка, без языка нет речи.

«Язык и речь выполняют функции оптимизации деятельности и всего поведения человека... Организм реализует генетическую информацию, а язык - историческую. Организм не может забыть того, что сложилось в эволюции, а человеческий язык ищет информацию для своего усовершенствования... Человек ищет новых лучших ситуаций».

Язык реализуется через речь, которая рассматривалась Николаем Ивановичем как действие, совершаемое одним из партнеров с целью передачи мысли и смыслового воздействия по отношению к другому партнеру -- через механизм порождения и понимания сообщений: кодирования и декодирования информации.

Потребности коммуникации выработали специальные механизмы:

Кодирования (фиксирования сообщений),

Декодирования (понимания сообщений),

Перекодирования (переработки сообщений на язык внутренней речи и предметных отношений).

Н.И. Жинкин выделяет взаимодействующие коды: дискретный (буквенный), непрерывный (звуковой) и смешанный (во внутренней речи). Эти коды сложились в единую систему: язык -- звуковая речь -- внутренняя речь -- интеллект -- со свойственными каждому коду функциями. «Непрерывный звуковой код является каналом непосредственной связи между партнерами по коммуникации.

Н.И. Жинкин как психолингвист в центре своих исследований ставил вопросы, связанные с порождением, восприятием и пониманием речи. В известной работе «Речь как проводник информации» проблемы соотношения языка-речи-интеллекта решаются с выходом на говорящего. А это означает выход на коммуникативные и психологические условия общения. Выявляя природу внешних и внутренних составляющих феномена языка-речи-интеллекта. Он развивает свою концепцию об универсальном предметном коде, отражающую «устройство» и механизм его действия. Этот код имеет двойную природу. С одной стороны, он представляет собой знаковую систему обозначений (фонемы, морфемы, словоформы, предложения, текст), с другой стороны -- это система «материальных сигналов, в которых реализуется язык».

Фонема в языке речи

Звуки речи воспринимаются человеком в непрерывном - иконическом коде. Это значит, что сенсорный, звуковой состав речевого потока все время меняется и именно в результате этого все время накапливается информация, передаваемая партнеру. Никакое изменение нельзя заметить, если нет чего-то такого, что остается постоянным или изменяющимся в другом порядке времени. Так как в речи звуковой поток действительно непрерывен, фонема не может быть достаточно точно выделена из этой сплошности. Иначе говоря, она не может быть услышана как особая, отдельная. И все же повседневный опыт свидетельствует о том, что звуки различимы в составе слов. Без этого вообще нельзя было бы ничего понять в речи. Скоро пришли к выводу о том, что всякая вещь, в том числе и фонема, распознается по признакам.

На основании элементарных наблюдений за фонацией ребенка в определенный период усвоения языка можно без всяких инструментов установить, что ребенок слышит, именно слышит дифференциальный признак фонемы. Взрослый, конечно, тоже слышит эти признаки, но не может дать себе отчет в этом. Взрослый слышит всю фонему, как компонент слога и слова, тогда как ребенок не понимает ни слов, ни их сочетаний, но он произносит слоги и иногда реагирует на произносимые слова. На основании всего этого можно безусловно утверждать, что ребенок слышит дифференциальный признак фонемы как инвариант. Обычно инвариант находится на основе обработки вариантов в опыте восприятия. В разбираемом случае у ребенка вначале нет никакого опыта и никаких вариантов. На основе самонаучения он сам создает себе опыт для сближения разных возникающих вариантов. Сложившийся инвариант, приспособившийся к остальным компонентам фонемы, является результатом обработки информации при формировании языкового знака, еще не получившего значения. Это явление следует рассматривать как универсалию человеческого языка. У детей, родители которых говорят на разных языках, происходят те же явления. В результате образуется язык, переводимый на другие языки.

Фонема не может быть реально выделена из слога, но когда она обработана и заменена буквой, она будет сливаться с другими фонемами в зависимости от ее места в слоге и слове. Все это свидетельствует о том, что при обсуждении проблемы фонем и их дифференциальных признаков необходимо учитывать не только их слышимость, видимость и двигательную ощутимость, но и сам процесс кодирования и перекодирования, который происходит при переходе сигнала от периферии нервной системы к центру и, возможно, во время этих переходов по-разному перекодируется. Все это помогает понять сложный иерархический процесс преобразования сенсорных сигналов (знаков) в знаки, несущие семантическую информацию.

Однако эти усложнения не могут отменить результатов, достигнутых на начальных ступенях преобразования сигналов. С этой точки зрения представляет интерес преобразование звукового процесса в видимый код так, чтобы его снова преобразовать в слуховой. Это представляет большой практический интерес при обучении глухих детей устной речи.

Глухой человек не слышит слов, подлежащих произнесению, но у него есть видимый код для зрительной расшифровки произнесенного и усвоения действий произнесения -- через динамику губ. Вступление в работу части артикуляторного аппарата вследствие системности вызывает включение других частей того же аппарата, которые могут корректироваться со стороны учителя. Таким окольным путем слышимая фонема, преобразованная в видимую, дополняется видимой артикуляцией губ и соответственно всего проговаривания звука.

В процессе обработки речи при кодировании и декодировании происходит строго регулированная нервная перестройка при декодировании в направлении от непрерывного кода к дискретному, а при кодировании -- от дискретного кода к непрерывному. Это видно хотя бы потому, что слово, произнесенное в звуках, в конечной стадии обработки на приеме обозначает то же самое, что и записанное в буквах. Это значит, что звуковая оболочка слова уже сыграла свою роль, и на уровне интеллекта слово будет обрабатываться также как состоящее из букв. Понятно, почему в некоторых случаях машинистка на вопрос, какой она звук слышит в слове Москва, после м, отвечает: о, хотя он звучит как а.

Слово как единица языка состоит из всегда определенных фонем и узнается в результате постоянства своего фонемного состава. Это явление в лингвистике выражается в том, что звуки в составе слова являются фонемами и изучаются в специальном разделе науки -- фонологии.

Следует различать фонему и речевой звук. В первом случае имеется в виду та слышимая звуковая оболочка, которая соответствует дискретному компоненту слова и определяется пучком дифференциальных признаков. При этом считается, что если человек различает слова по значению, то он слышит фонемы. Во втором случае имеются в виду всяческие звуковые явления, происходящие в процессе реализации языка в речи, наблюдаемые слухом и регистрируемые специальной акустической аппаратурой.

Из этих определений вытекает, что собственно фонема существует в языке, а ее реализация в речи обнаруживается в трех видах кода -- непрерывном, дискретном и смешанном.

Фонемы относятся к области языка и непосредственно как языковое явление не могут быть фиксированы инструментально. Изучение системы фонем данного языка ограничено в специальной дисциплине -- фонологии. Но так как фонемы так или иначе вливаются в непрерывный слоговый код, то их звуковая перестройка в слогах будет, конечно, в восприятии замечена и будет интерпретирована как признак изменения фонемы в словоформе, т. е. как грамматический факт. Если же в слогах происходит такое слияние звуков, которое не соответствует усвоенным фонемам, оно не замечается в восприятии.

Дистинктивный (различительный) признак является средством для интеграции (обобщения) фонемы, а фонема -- средством для интеграции суффикса, имеющего уже смысловую направленность. Однако дистинктивный признак сам по себе не имеет никакого значения. Это речевой материал, образующийся в определенных условиях генерации звука. Как было замечено выше, у фонемы много разных признаков, и тот признак, по которому может быть узнана фонема, должен быть выделен из множества других (признаки голосов, состояний говорящего и т.д.). Механизм такого выделения должен содержаться в языковой системе до того, как вступит в силу коммуникация в процессе речи, так как иначе фонема не сможет войти в интегративную целостность слова. Все это свидетельствует о том, что язык и речь есть чисто человеческое свойство, находящееся в процессе становления, развития и продолжающее совершенствоваться.

Фонематическое интегрирование порождает слова как значимые средства. Одно слово ровно ничего не значит, и их накопление, расположенное в строчку, не будет содержать информации, так как не образует интегративной системы. Такой системой является способ соединения слов. Первой фазой семантической интеграции было создание словоформ, второй фазой -- способ соединения слов. Но прежде чем перейти к рассмотрению второй фазы, целесообразно выяснить, каким образом сочетание знаков внутри или вне слова приводит к образованию предметного значения, пусть расплывчатого (диффузного), но все-таки явно содержащего какую-то информацию о действительности.

Суффиксы не только характеризуют форму слова, значительно облегчая его узнавание, но и указывают на определенные предметные отношения: в пальчик, садик. Суффикс -ик- фиксирует наше внимание на величине предмета речи. Этот же суффикс может применяться и как ласкательный, чему помогает интонация и жестикуляция. В аспекте разбираемых здесь проблем интересно обратить внимание на то, что уменьшительные и ласкательные суффиксы могут применять и одомашненные животные, в частности птицы.

Приведем такой пример: Волнистый попугай через два месяца после обучающей коммуникации стал говорить самостоятельно, т.е. произносить звуки, подобные слоговым артикулемам человеческого языка, с достаточной степенью разборчивости. Его назвали Петя. Потом обращались к нему -- Петруша, Петро, Петечка, Петюша. Самое существенное в этих наблюдениях, что вскоре при обучении он стал сам сочинять себе имена -- Петелька, Петюлюсенький, Петровичка, Люблю, Люблюсенький, Петилюсенький, Попозойчик (попа -- от попугай, Зоя -- имя хозяйки).

Попугайчик стремится микрослова с уменьшительным суффиксом преобразовать в прилагательное, глагол и добавить их к первому слову -- споемчик, споем споемчик, Петечка пьеркает, мальченский птиченский. Возникает потребность одно слово дополнить другим в другой форме. Это источник образования частей речи. Однако приложенные усилия не достигают цели, не получается такого разбиения на суффиксы, которое образовало бы целостное интегрированное слово. Такое слово невозможно без другого, в языке нет одиноких слов. У попугайчика приобрели значение только ласкательные суффиксы и уменьшительные в значении ласкательных. Бросается в глаза увлеченность, с которой попугай общается со своей хозяйкой. Эмоция -- это не то, о чем говорится в речи, а состояние, в котором находится говорящий. Это то, что приводит партнеров к дружественной общительности или, в случае отрицательного отношения партнеров, к вспыльчивому антагонизму.

Но так как суффиксы в составе словоформы вступают в знаковые отношения, они начинают приобретать семантическую значимость, т. е. отражать предметные отношения.

Грамматическое пространство

Основным материалом для стягивания слов в грамматическом пространстве являются флексии, словоизменительные суффиксы и постфиксы, а также формы вспомогательного глагола быть. Определенный набор этих компонент предрешает словоформу другого слова, например:

Хожу... я по улице.

Ходит... Вася...

Ходят... Они...

Ходит... Можно

Приходит... Ты...

Ходит/буду... Я

В этом примере показан способ, при помощи которого одно слово сцепляется с другим. В этом и состоит модель двух слов. Каждое слово в этой второй фазе интеграции связывается с другим или несколькими другими и образует такое целое, в котором возникает закономерная динамика словоизменения.

Восприятие и иконическая речевая память

Человек старается объединить в восприятии даже случайно разбросанные дискретные точки. Издавна человек, рассматривая звездное небо, находил образы Большой Медведицы, Кассиопеи и т. п. То, что выражено в интонации (вопрос, приказ, мольба, просьба и т. п.), может быть преобразовано в зрительный образ путем мимики и пантомимики. Вообще всякая знаковая система при ее реализации нуждается в том или ином виде сенсорики. И тогда возникает иконическое кодирование в виде образов.

Как известно, телеграфист, работая по азбуке Морзе, будет делать про себя (во внутренней речи) перевод точек, тире и интервалов на буквы, слова и словосочетания. Он сразу читает «морзянку» как обычный буквенный текст. Такой перевод -- не что иное, как переход с одного кода на другой. Иначе говоря, чтобы перейти к тому коду, который понятен, человек должен усвоить предшествующие, подготовительные коды, доступные ему как организму, как нейрофизиологической единице. Нельзя сразу слушать речь и научиться ее воспринимать и тем более понимать. Все то, что говорилось выше о фазах интеграции речевых единиц, формировании словоформ, о внутренних, суффиксальных связях этих форм, было не чем иным, как формированием предварительной информационной ступени в переходе к коду, способному транспортировать мысль и понимать ее. Это достигается через чисто человеческое образование -- образ. У человека, услышавшего или прочитавшего определенное сочетание слов, сейчас же всплывает образ действительности. Это концепт, отражение действительности. Если бы было возможно точно такой же ряд составить только из словоформ, они не вызвали бы образа. Но вот на словоформе возникает лексема, и тогда происходит чудо -- слова пропадают и вместо них возникает образ той действительности, которая отображается в содержании этих слов. Такое устройство открывает путь для безграничного совершенствования обработки потоков информации, перерабатываемых человеком.

Из сказанного можно сделать вывод, что человек понимает сообщаемое ему по мере развития его способности самому создавать сообщение на том же уровне интеграции. Он должен как бы одновременно декодировать и кодировать. Для того, чтобы понять, надо что-то (многое) сделать, но и для того, чтобы это сделать, он должен понять, как сделать. Код, на котором человек кодирует и декодирует, один и тот же. Это универсальный предметный код. Он (далее УПК) является универсальным потому, что свойствен человеческому мозгу и обладает общностью для разных человеческих языков. Это значит, что возможны предметные (денотатные) переводы с одного человеческого языка на другой несмотря на своеобразие динамических интеграций в каждом из них.

На этом коде работает внутренняя речь, обладающая способностью перейти от внутреннего контроля к внешнему, опираясь не только на звуковые и буквенные сигналы, но и на всю сенсорную палитру через наглядные представления. За словами всегда можно увидеть не только то, о чем говорится, но и то, что замалчивается, и то, что ожидается.

В общей форме универсальный предметный код (УПК) построен так, чтобы управлять речью говорящего и чтобы партнерам было понятно, что именно говорится, о каком предмете (вещи, явлении, событии), зачем и для кого это нужно и какой вывод может быть сделан из сказанного. Предметный код -- это стык речи и интеллекта. Здесь совершается перевод мысли на язык человека.

Речь -- это последовательность слогов, образующих иконический (восприятие, узнавание) код. Ребенок не только произносит слоги, но и может слышать в одном слитном слоге два звука. Но различает ли он звуки? Это главный вопрос, который необходимо решить для того, чтобы понять, как же строится информационная иерархия речи.

К годовалому возрасту ребенок усваивает 9 слов, к полутора -- 39 слов, к двум годам -- 300 и к четырем годам -- 2000. Такое быстрое овладение языком можно назвать чудом. К четырем годам ребенок усваивает всю грамматику и говорит в основном правильно. Напомним, что при этом действует не подражание, а настойчивая потребность в речевой коммуникации и пробудившийся интерес к окружающей действительности.

Самое же поразительное состоит в том, что уже в лепете ребенок упражняется на повторении слогов. Повторить слоги па-ба, па-ба, па-ба -- это значит узнать две фонемы в слоге, отличить слог па от слога ба, запомнить эти слоги и воспроизвести в дальнейшем. Ребенок в лепете не просто произносит, а играет слогами, повторяя то одни, то другие. Можно подумать, что он забавляется, слушая самого себя и воспроизводя то же самое.

И все же на вопрос о том, слышит ли ребенок два звука в слоге в период лепета, следует ответить отрицательно. Когда попугай, скворец или канарейка произносят по подражанию слова человеческого языка, можно сказать, что у них образовалась обратная слухо-двигательная связь. Этого нельзя сказать про ребенка. Попугай затвердил заученные слова навсегда. Он будет повторять постоянную последовательность звуков в том или другом случае. Ребенок же по-разному меняет последовательность слогов и состав звуков в них. Он забавляется тем, что они различны, но у него еще не образовалось никакой обратной связи. Он явно произносит слоги для себя, а иногда и про себя. Это не коммуникация.

В лепете происходит слоговая гимнастика, ребенок упражняется в произнесении слогов независимо от их знакового состава, [па] и [п"а] различны не только по мягкости [п], но и по редукции [а], поэтому различительная функция в лепете не осуществляется. Однако звуко двигательная обратная связь образовалась. Это необходимо отметить особо, так как языковая обратная связь -- не просто связь звучания с артикуляционным движением, а идентификация слышимого и произносимого.

Человек, слушая самого себя, контролирует -- говорит ли он то, что задумал, и как получается и действует на партнера его высказывание. Языковая обратная связь -- не стандартный рефлекс, как бывает при имитации попугаем или скворцом человеческой речи.

У человека обратная связь возникает из самой сущности коммуникации и является источником для формирования универсального предметного кода. Акт коммуникации приводит к взаимному пониманию и идентификации предметных значений. Такая связь должна сформироваться на всех уровнях языковой иерархии.

Язык, речь и текст

жинкин язык речь память

Речь должна быть не только воспринята, но и понята, что достигается обработкой предложений. Новое предложение со своей собственной синтаксической структурой, поступившее в поле восприятия, стирает в непосредственной памяти следы от предшествующего предложения. Обработанный результат поступает в долговременную память. Но дальше возникает парадоксальное положение -- из долговременной памяти нельзя воспроизвести в том же виде те несколько предложений, которые в нее были только что направлены для хранения. Можно путем ряда повторений заучить эти предложения, и тогда память сможет их репродуцировать. Однако в такой операции мало смысла. Если наш партнер воспроизведет буквально принятую последовательность предложений, мы не будем знать, понял ли он сказанное. Механическое воспроизведение речи не является осмысленным. Вот почему неизбежно возникают скважины между предложениями. Воспроизведение случайно набранных предложений возможно лишь после многократных повторений. Это явление давно установлено в психологии.

Но если невозможно буквальное воспроизведение группы только что воспринятых предложений, то вполне удается воссоздание их по смыслу. В этом, собственно, и заключается сущность коммуникации в процессе речи. Смысл -- это особенность конкретной лексики. При помощи называния выделяется некоторый предмет (под предметом подразумевается все, о чем можно что-то сказать) в его отношении к другому предмету. Это отношение называют лексическим значением. Предполагается, что при усвоении языка усваиваются и лексические значения. Однако узнать, в какой мере они усвоены, нельзя путем репродукции их по отдельности, необходимо применить ансамбль значений для того, чтобы обнаружить то значение, которое применимо в данном случае. Но так как в процессе коммуникации передается новая информация, значение каждой лексемы, входящей в ансамбль, в какой-то мере изменяется. Лексическая полисемия путем отбора слов открывает широкие возможности для включения в ансамбль смысловых сдвигов, которые приближают их значения с некоторым порогом к замыслу говорящего.

Лексический запас в памяти каждого человека неодинаков. Есть какая-то общая часть, а незнакомая лексика может быть переведена на эту общую. А если говорить о внутренней речи, на которую всегда переводится принимаемый текст, то лексические различия начинают играть еще большую роль. Вот почему идентификация денотата, необходимая для понимания текста, происходит через перевод на внутреннюю речь, где субъективные сигналы и отметки преобразуются в общую для людей лексику -- общую, но не одинаковую. Этому помогает полисемия языка, метафория и языковая общность говорящих, а также, конечно, смысловая уместность применения этих лексических замен в данном виде и отрезке текста.

Несомненно, что осмысленность высказывания будет только тогда, когда в нем будет содержаться какая-то мысль. Мысль -- это результат работы интеллекта. Замечательная особенность языка состоит в том, что его устройство обеспечивает возможность передачи мысли от одного человека к другому. То, что мы говорили об универсальном предметном коде, следует повторить, так как это былолишь допущение. Оно было необходимо для того, чтобы показать процесс развития и связи уровней языка. Уже на первых шагах саморазвития языка появляются сигналы совершенно диффузного характера -- странные знаки без всякого значения -- это фонемы и их признаки -- словоформы. Дальше эти знаки накапливаются, сочетаются, образуют динамику правилосообразных дифференций, которая контролируется по обратной связи. И вот только теперь, когда иерархия уровней увенчалась предложением, произошли существенные изменения. Становится очевидным, что слово может обладать не только особым значением в данном предложении, но, встречаясь с другим словом в другом предложении, изменить это значение. При этом, хотя говорящему дана большая свобода произвольного отбора слов и автоматическая подача грамматически правильных сочетаний, он должен приложить посильный труд для того, чтобы отобрать слова для подготавливаемого предложения. Представьте себе, что ваш партнер говорит: Сорви арбуз у основания собачки и положи его на муравьиное колечко. Это предложение грамматически правильно, составлено из конкретных слов русского языка и имеет два предиката -- сорви и положи. Это правильное предложение не будет санкционировано универсальным предметным кодом для обработки, хотя общая схема предметных отношений указана: надо сорвать арбуз и положить его на определенное место. Но в действительности нет указанных мест, и предлагаемую операцию произвести нельзя.

Смысл возникает не только в лексемах. Он начинает формироваться до языка и речи. Надо видеть вещи, двигаться среди них, слушать, осязать -- словом, накапливать в памяти всю сенсорную информацию, которая поступает в анализаторы. Только в этих условиях принимаемая слухом речь с самого начала обрабатывается как знаковая система и интегрируется в акте семиозиса. Уже «язык нянек» вещественно понятен ребенку и принимается УПК.

Образование смысла в речи, надо думать, происходит в особом механизме коммуникации. Коммуникация не состоится, если передаваемая от одного партнера к другому мысль не будет идентифицирована. Говорящий обладает замыслом речи. Он знает, о чем будет говорить, логическое ударение подчеркивает предикат, т. е. то, о чем пойдет речь. Таким образом, есть не только некоторое высказывание, но перспектива развития мысли. Это значит, что указана предметная область высказывания.

Между репликами партнеров всегда должен быть мост -- внутренняя речь, в которой лексические значения интегрируются и формируется текстовой смысл. Пусть один из партнеров сказал несколько предложений. На приеме при восприятии другим партнером эти предложения семантически сжимаются в субъективном предметно-наглядном и схематическом коде. Каждое из этих предложений закончено и между ними, как выше говорилось, образовались грамматические скважины. Как же возникает смысл? Разберем это на примере:

1. Черные, живые глаза пристально смотрели с полотна.

2. Казалось, сейчас разомкнутся губы, и с них слетит веселая шутка, уже играющая на открытом и приветливом лице.

4. Прикрепленная к позолоченной раме табличка свидетельствовала, что портрет Чингиннато Баруцци написан К. Брюлловым.

В этом тексте между первыми тремя предложениями настолько глубокие скважины, что не так легко связать их по смыслу. И только в четвертом предложении указано все необходимое для того, чтобы связать вместе все четыре предложения. Но и четвертое предложение, отдельно взятое, тоже малопонятно.

Во внутренней речи этот текст сжимается в концепт (представление), содержащий смысловой сгусток всего текстового отрезка. Концепт хранится в долговременной памяти и может быть восстановлен в словах, не совпадающих буквально с воспринятыми, но таких, в которых интегрирован тот же смысл, который содержался в лексическом интеграле полученного высказывания.

Теперь можно более точно определить, что такое текстовый смысл. Текстовый смысл -- это интеграция лексических значений двух смежных предложений текста. Если интеграция не возникает, берется следующее смежное предложение, и так до того момента, когда возникнет смысловая связь этих предложений.

Вывод о том, что для понимания текста необходима интеграция двух или более смежных предложений, имеет большое значение для выяснения всей иерархической структуры языка -- речи. Предложение -- это высший уровень иерархии. Единицы всех нижележащих уровней так или иначе верифицируются в предложении, так как именно оно содержит смысл. Абсурдно представить речь, лишенную предложения.

Текст становится памятью человеческого общества, снабжая ее информацией, оптимизирует интеллект. Конечно, этот текст из памяти снова входит в круговорот индивидуальных кодов. В результате высказывания человека приобретают предметно-реальную силу и становятся средством изменения ситуаций, переделки вещей, формирования новых вещей и событий. Это значит, что язык -- речь выполняет творческие функции.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

    Краткие сведения о жизненном пути и деятельности Александра Романовича Лурия - советского психолога, основателя отечественной нейропсихологии. Его научная деятельность и вклад в развитие логопедии. Основные публикации А. Лурии, его авторитет и признание.

    презентация , добавлен 03.06.2014

    Взаимодействие логопсихологии и психолингвистической безопасности. Методологические подходы к анализу процесса коммуникации. Использование системы общедидактических и специфических принципов во взаимодействии логопеда с детьми с нарушениями речи.

    реферат , добавлен 19.07.2013

    Механизм сна. Память. Классификация памяти по времени хранения информации. Промежуточная память. Функции промежуточной памяти. О взаимосвязи между памятью и о сном. Восприятие и запоминание речи во время естественного ночного сна.

    реферат , добавлен 22.01.2003

    Краткие сведения о жизненном пути и деятельности Мерлина Вольфа Соломоновича - российского доктора психологических наук. Его педагогическая, общественная и научно-административная деятельность. Разработка основ интегральных исследований индивидуальности.

    реферат , добавлен 09.09.2014

    Основные компоненты человеческой деятельности: ощущение, восприятие, внимание, воображение, память, мышление, речь. Методики изучения познавательных процессов личности: избирательности и устойчивости внимания, кратковременной памяти и заучивания слов.

    контрольная работа , добавлен 30.01.2011

    Понятие речи в психологической науке как формы общения, опосредованной языком. Неосознаваемость, уровневость и осмысленность восприятия речи. Основные модели восприятия речи в контексте психолингвистики. Психолингвистическая теория понимания речи.

    контрольная работа , добавлен 22.02.2013

    Психологическая структура процесса восприятия и понимания речи. Методы исследования понимания речи (вопросы и конструкции). Особенности понимания речи ребенка с нарушениями речи. Психологическая структура и сравнительный анализ теорий порождения речи.

    контрольная работа , добавлен 31.10.2014

    Понятие о речи. Речь и мышление.Коммуникативная функция речи. Информационная (передача знаний), эмоционально-выразительная (воздействует на чувства человека), регулятивная направленность коммуникации (реализуется в волеизъявлении). Речевое восприятие.

    реферат , добавлен 29.11.2008

    Теоретические основы изучения речи детей дошкольного возраста (от 3 до 7 лет). Речь и её функции: средство общения и мышления, управления поведением других людей и регуляции собственного поведения человека; носитель сознания, памяти и информации.

    курсовая работа , добавлен 05.01.2014

    Характеристика речи. Высшая нервная деятельность человека. Мозговая организация речи. Нарушение речи. Модели порождения речи. Речь у детей. Психология речи. Физиология речи. Рефлекторный характер речевой деятельности.

© 2024 Компьютерные для начинающих